Я отвел от них взгляд и схватил пиво, обнаружив, что Сэйнт ухмыляется мне, как будто заглянул в мою голову и вытащил каждую мысль, которая только что пришла мне в голову. Я бросил на него равнодушный взгляд, мысленно посылая его есть дерьмо. Если бы он действительно мог читать мысли, то, возможно, сделал бы это и заставил нас всех посмеяться.
— Может быть, нам стоит отправиться куда-нибудь сегодня вечером, — предложил Киан. — Мы могли бы сказать Невыразимым, что хотим поиграть в прятки и выследить их, как животных.
— И что потом? — Спросил Сэйнт.
— Связать их за лодыжки и оставить на улице на всю ночь, — ответил он с мрачной ухмылкой.
— Нет, — отрезала Татум. — Ты не будешь использовать их для спорта.
Киан драматично вздохнул, как будто она вела себя неразумно, и Блейк усмехнулся.
— Мы могли бы позвать сюда Наживку, если ты хочешь кого-нибудь избить, Киан? — Предложил он.
— Оставьте Наживку в покое, — твердо сказала Татум. — Я думаю, он достаточно настрадался.
— За то, что подверг твою жизнь риску и позволил этому гребаному насильнику наложить на тебя лапы? — Киан зарычал. — Наживка мог бы страдать в агонии каждый день до конца своей жалкой жизни, и он никогда бы и близко не подошел к тому, чтобы заплатить за это.
— Согласен, — сказал я, и Татум удивленно посмотрела на меня.
— Несмотря ни на что, сейчас идет дождь, — лениво перебил Сэйнт. — Я не хочу выходить под него на улицу, и этот кретин ни за что и ногой не переступит порог моего дома.
— В любом случае, я не собираюсь его избивать, — добавил Киан. — С таким человеком, как он, в этом нет смысла. Труп оказал бы такое же сопротивление, что и он. Я не могу получать удовольствие от боя с кем-то, кто не может сравниться со мной.
— Значит, ты хочешь сразиться со мной, Роско? — Предложил я, и он мгновенно выпрямился в кресле.
— Или ты мог бы сразиться со мной, и я снова оставила бы тебя стонать от боли на земле, — передразнила Татум, и Киан жадно посмотрел на нее.
— Только потому, что ты поступила подло, — проворчал он.
— О, значит, ты используешь свое преимущество в весе и силе, чтобы одолеть меня, это честная игра, но то, что я нападаю на твое слабое место, означает переход какой-то условной черты? — Спросила она.
— Прекрасно. Если это так много для тебя значит, тогда можешь сказать, что победила меня, — сказал Киан, закатывая глаза. — Но, если ты собираешься снова трогать мой член сегодня вечером, я бы предпочел, чтобы ты не пользовалась коленом.
— Продолжай мечтать, придурок, — пробормотала она.
— Она не собирается прикасаться ни к какой части тебя, — сказал я, потягивая пиво. — Вот почему она установила эти гребаные правила. Чтобы напомнить тебе, что ты не можешь просто делать с ней все, что захочешь, когда тебе этого захочется.
— Что взбрело тебе в задницу сегодня вечером, Нэш? — Спросил Блейк, все еще потирая ногу Татум, как будто не мог придумать ничего лучше, чем это делать, и взгляды, которые она продолжала бросать на него, говорили о том, что ей это слишком нравится.
— Он ревнует, — съязвил Сэйнт.
— О чем ты? — Спросил я, моя кровь закипела от намека.
— О том, как Барби отдает себя всем нам.
Киан мрачно рассмеялся, а Блейк склонил голову набок, глядя на меня так, словно впервые что-то заметил.
— Она моя студентка, мне все равно, что она делает с кем-либо из вас или с кем-либо еще, — пренебрежительно сказал я, отказываясь даже смотреть в ее сторону, когда допил свое пиво и потянулся за другим, допивая и его.
— И это все? — Спросил Сэйнт с понимающей ухмылкой на лице.
— Я не какой-нибудь гребаный хищник, — огрызнулся я.
— Мы все здесь хищники той или иной природы, — со смехом поддразнил Блейк.
— Кроме того, она ненамного моложе тебя, — добавил Сэйнт. — И она красива, пленительна, соблазнительна.
— Все это не имеет значения, — твердо сказал я.
— Так поцелуй ее и докажи это, — осмелился Блейк. — Докажи, что тебе это не нравится.
— Нет.
— Он хороший мальчик, — добавила Татум, хлопая ресницами. — Он бы не переступил эту черту. Никаких прикосновений. Просто только подглядеть.
Я раздраженно фыркнул и потянулся за еще одним пивом. Мне не нравилось, как развивался этот разговор, но потеря моего дерьма только раззадорила бы их.