— Я ненавижу себя за то, что эта мысль даже пришла мне в голову в тот день. Я не тот, кем себя считал, — сказал он грубым, полным боли тоном.
Я провела костяшками пальцев по его лицу, и он поднял на меня глаза со вздохом. В его глазах была тьма, которая пугала меня, пустота, которую он редко показывал в последнее время, но все еще постоянно присутствовала, скрываясь под маской, которую он носил.
Он сжал меня крепче.
— Иногда я думаю, что мы уже в аду, обреченные жить в страданиях, когда теряем тех, кого любим, одного за другим. Где каждый раз, когда появляется что-то хорошее, мир вырывается у нас из-под ног и мы погружаемся в бурю отчаяния. Надежда — самый жестокий дар жизни. Без этого мы всего лишь потерянные души в замерзшем море. Но с этим мы хотим большего, мечтаем о чем-то лучшем. Но что, если этого никогда не произойдет?
— Не говори так. — Я подняла его лицо, чтобы встретиться со своим взглядом, и посмотрела прямо на рану внутри него, которая кровоточила так свежо, как будто я всадила в него пулю.
— Это правда, Татум, — сказал он с грустной улыбкой. — В конце концов, все пошло прахом. Не знаю, хочу ли я оставаться здесь так долго, чтобы увидеть это.
Я наклонилась с трепетом в груди, касаясь своими губами его губ, и он приподнялся мне навстречу, его руки схватили меня за талию и заставили футболку, которая была на мне, задраться по бедрам.
— Я хочу твоих пыток, — прорычал он мне в рот. — Я хочу, чтобы меня заставили страдать за то, что я с тобой сделал.
Я обхватила его сзади за шею, мои ноги обвились вокруг его талии, когда я повернулась к нему. Часть меня хотела отказаться, но его пылкий, злой поцелуй сказал, что он говорил серьезно. Он хотел сгореть на костре за свои преступления. И мне все еще было за что ему отомстить.
— Я хочу уничтожить тебя так же, как ты уничтожил меня, — призналась я между поцелуями, и он толкнул меня на кровать, вдавливая в простыни и раздвигая мои бедра. Наш поцелуй стал более диким, когда я вцепилась в него, и он придавил меня к месту под собой.
— Я чувствую вкус твоей ненависти. — Он отстранился, покачивая бедрами, чтобы я могла почувствовать, как он набухает у меня между бедер. — Это как адский огонь, Золушка, и я хочу сгореть в нем. Брось меня в это гребаное пламя. Не смей сдерживаться.
Я вцепилась в его плечи, пытаясь не потеряться в его яростных поцелуях и ощущении его соблазнительного тела, скользящего по моему. Я застонала, когда его твердая длина потерлась о мой клитор через тонкие трусики, и я быстро ухватилась за план мести, который у меня был.
— Я хочу, чтобы ты заплатил за секс-видео, — сказала я, задыхаясь, и он поднял голову, нахмурив брови.
— Как? — Спросил он.
— Я хочу заснять тебя. Только тебя, — сказала я, глядя ему прямо в глаза.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать меня еще раз.
— Договорились.
— По крайней мере, на этот раз ты сможешь кончить, — поддразнила я, и он застонал, уткнувшись лицом мне в шею.
— Пошла ты. Это не одно и то же, — пробормотал он, затем соскользнул с меня и устроил свою задницу на краю кровати.
Он выглядел таким соблазнительным, его волосы падали на темно-зеленые глаза, уголки рта были опущены. Когда Блейк Боуман был серьезен, он был похож на греческого бога, отлитого из камня. Я хотела запечатлеть его боль, запаковать ее в бутылку и навсегда сохранить как свою. Но в основном для того, чтобы ему самому никогда больше не пришлось этого чувствовать.
Я достала свой мобильный из сумки и подошла к его столу, усевшись на него и положив ноги на стул.
— Мне понадобится немного вдохновения. — Он склонил голову набок, и мое сердце затрепетало при мысли о том, о чем он меня просил.
Я отложила телефон, стаскивая рубашку, в которой он дал мне поспать, обнажая перед ним свою грудь и разметав волосы вокруг себя.
— Как тебе это?
Он застонал, кивая, откинулся на спинку кровати и запустил руку в трусы.
— Это не такое уж и шоу, если ты прячешь главного героя, — поддразнила я, и он закатил глаза, прежде чем стянуть боксеры и показать свою толстую длину. Я почти забыла взять свой телефон и начать запись, наблюдая, как он взял свой член в руки и медленно начал водить рукой вверх и вниз, сжимая сильнее, когда достигал основания.