Я сбросил куртку и тоже стянул с себя испорченную футболку. Я был почти уверен, что резкий рывок и вспышка боли, вызванная ожогом, сказало мне, что она прилипла расплавившись к моей коже, но это было не важно.
Я посмотрел на круглую отметину и с удовлетворением обнаружил, что он не задел моих татуировок, ожога на маленьком участке обнаженной кожи прямо над моим сердцем. Я бы не удивился, если бы оказалось, что он тоже тщательно прицелился, чтобы попасть именно в это место. Сэйнт был ничем иным, как меткостью.
— Господи, — прошипела Татум, подходя ко мне с аптечкой первой помощи в одной руке и миской с кубиками льда в другой. — О чем, черт возьми, он думал, делая это с тобой?
— Когда я бросил курить, я попросил его сделать это, если он когда-нибудь снова увидит, как я закурю, — добавил я. Было несколько вещей, которые дала мне моя семья, с которыми я действительно не мог ничего поделать, моя тяга к никотину была той, от которой я мог избавиться, и я намеревался избавиться от нее как можно усердней, насколько это было физически возможно.
Татум нахмурилась, глядя на меня, когда до нее дошло это, затем покачала головой.
— Я не знаю, что было более идиотски, эта просьба, или то, что он действительно это сделал, — пробормотала она.
— Если ты еще не поняла, насколько мы испорчены, то, возможно, ты просто не обращала внимания, — сказал я тихим голосом. — Ты связала себя с группой сломленных существ, когда присоединилась к нам, детка.
— Разве я этого не знаю, — фыркнула она.
Я откинулся назад, чтобы сесть на обеденный стол, как она мне сказала, и она переместилась, чтобы встать между моих бедер, когда положила свои принадлежности рядом со мной и осмотрела рану.
— Мой папа научил меня множеству приемов первой помощи, но это был скорее уход за ранами на случай, если я получу травму, пока мы были в лесу, или что-то в этом роде, чем такие вещи, как ожоги… — Пробормотала она, прикусив нижнюю губу, когда она осматривала воспаленную кожу на моей груди, а я осматривал ее. Она действительно была красива. Пленительна. Из тех девушек, которые на самом деле не существуют, как фантазия, обретшая плоть.
Я наблюдал, как она взяла кубик льда и прижала его к ожогу, контраст температур почти заставил меня вздрогнуть, а боль усилилась, когда она снова посмотрела мне в глаза.
— Тебе нравится делать мне больно? — Я спросил ее, даже не будучи уверен, говорю ли я об ожоге или… о чем-то другом.
— Я буквально стою здесь, пытаясь подлатать тебя прямо сейчас, и ты спрашиваешь меня об этом?
— Просто… Лед усиливает ожоги, а не улучшает их. Я не был уверен, был ли в этом смысл, или…
Она оторвала кубик льда от моей кожи и нахмурилась, переводя взгляд с него на меня.
— Холод снимает ожоги, — не согласилась она, и я был немного удивлен, увидев, что она действительно хотела помочь мне, а не просто наслаждаться моей болью. В моей жизни было не так много людей, которые, я мог бы сказать, заботились обо мне настолько, чтобы так переживать за меня.
— Лед слишком холодный, — сказал я, пожимая плечами. Я не упомянул тот факт, что знал это, потому что мой дядя Коннор однажды замучил человека до смерти, используя огонь и лед прямо у меня на глазах. Мне тогда было двенадцать. На самом деле, это был мой день рождения. Довольно сложно забыть такой подарок. Хотя выбранное им оружие было немного мощнее сигареты и кубика льда, так что я не слишком беспокоился за свою жизнь.
— Тогда почему ты позволил мне сделать это? — Спросила Татум, доставая телефон и гугля.
— Потому что я считаю, что если ты жаждешь причинить мне боль, то я, вероятно, заслуживаю хотя бы часть того, что ты хочешь со мной сделать.
— Да, — яростно согласилась она. — Но я не хочу причинить тебе боль. Я просто чувствую, что должна. Из-за всего, что вы все сделали со мной.
— Лгунья, — прорычал я, и она резко посмотрела на меня.
— Я не была такой до того, как встретила вас, придурков.
— Это называется ростом, детка, — сказал я тихим голосом. — То, что ты не исследовала эту часть себя раньше, не означает, что ее там не было. Только не говори, что тебе это не нравится. Я видел, как загораются твои глаза во время боев. В тебе есть жажда крови, совсем как во мне.
— Я совсем не такая, как ты, — отрицала она, но ее голос был шепотом, а в глазах не было особой убежденности.
— Теперь ты почувствовала вкус дьявола, — возразил я, протягивая руки, чтобы обхватить ее за талию и притянуть ближе к себе. Она не сопротивлялась, и ее руки обхватили мои бицепсы, когда она посмотрела мне в глаза. — И тебе нравится, как он ощущается внутри тебя.