— Я сохранил нож, — выдохнул я.
— Что? — Спросила она, прижимая горячую ладонь к моей груди, когда она держала ее там, ее тело было так близко к моему в темноте, что мне до боли хотелось придвинуться еще ближе.
Я отстегнул охотничий нож, пристегнутый к моему поясу, вытащил его из ножен и протянул ей.
Ее рука немного дрожала, когда она брала его, и я жадно наблюдал за ней, когда в ее взгляде появилось узнавание.
— Ты гребаный псих, — прошептала она, как будто думала, что стены могут подслушивать нас. — Это…мы убили кое-кого этим. Какого черта ты хранил это? Это улика!
Я проигнорировал ее опасения, Сэйнт тщательно очистил его, так что я знал, что на нем нет следов ДНК, а тело давно исчезло, так что я не беспокоился, что меня поймают с ним.
— Скажи мне, детка, насколько тебе было приятно, когда ты вонзила в него это лезвие? — Я зарычал, наклоняясь, чтобы коснуться губами ее ключицы и заставить ее вздрогнуть, когда моя щетина задела ее кожу.
— Мне не понравилось убивать его, — запротестовала она, у нее перехватило дыхание, когда я двинулся губами вверх по ее шее, оставляя нежнейшие поцелуи на ее коже.
— Дело не в убийстве, — пробормотал я. — Дело в выживании. Знать, что у тебя есть все, что для этого нужно.
— Я… — Холодное лезвие в ее руке прижалось к моему животу, когда она прикоснулась ко мне, все еще удерживая его, и я зарычал от желания к ней, когда скользнул губами к ее подбородку.
— Когда ты ударила его ножом, это разрушило те оковы в твоем сознании, которые рисовали мир в черно-белых тонах, — сказал я. — И ты поняла, что иногда акт зла — это то, что нужно, чтобы уничтожить зло. Иногда самые темные существа могут сражаться с еще более темными существами. И что, возможно, границы хорошего и плохого, линии, прочерченные на песке между одним и другим, не так четки, как ты привыкла думать.
Ее спина выгнулась, когда я обвил руками ее талию, наслаждаясь тем, какой нежной она казалась в моих объятиях, и в то же время зная, насколько сильной она была на самом деле.
— Так кем же это делает меня? — Спросила она, затаив дыхание. — Если иногда мне кажется, что мне нравится темнота?
— Сильной, — сказал я, мой рот двигался вдоль ее подбородка, когда я приближался все ближе к ее полным губам, и мое сердце лихорадочно забилось от желания попробовать их на вкус. — Красивой, — добавил я, проводя зубами по ее коже и заставляя ее ахнуть. — И свободной.
Мой рот коснулся уголка ее рта, и у нее вырвался тихий стон, когда я замер там, каждая частичка меня жаждала сделать это последнее движение, почувствовать прикосновение этих полных губ к моим, ощутить вкус желания на ее языке и открыться всему тому, чего я не должен был желать, чтобы она была для меня.
— Киан… — Пробормотала она хриплым голосом, ее грудь прижалась к моей, когда звук нашего тяжелого дыхания заполнил маленькую молитвенную комнату и эхом отразился от холодных каменных стен.
— Все хорошее, что когда-либо было рядом со мной, в конечном итоге было разрушено, — медленно произнес я, мои губы касались ее кожи, пока я оставался на месте, отчаянно желая получить от нее этот поцелуй и в ужасе от того, что это будет означать для нее, если я это сделаю.
Лиам уже знал о ней, уже догадался, что она может значить для меня. Если я переступлю эту черту, я только затяну ее глубже, убедившись, что утяну ее за собой, когда груз моих секретов окончательно поглотит меня.
— Если это из-за того, что я наговорила тебе в гневе, я…
— Все, что ты мне сказала, было правдой, — сказал я, крепче сжимая ее талию, пока боролся со своими собственными эгоистичными желаниями и с тем, что, как я знал, было лучше для нее.
— Киан, — снова выдохнула она, и мне чертовски понравилось, как прозвучало мое имя в ее устах. Она повернула голову так, что ее губы на самую короткую долю секунды коснулись моих, но я отстранился прежде, чем это могло даже походить на поцелуй.
— Тьма во мне — это тот тип, который размножается, — грубо сказал я, глядя ей в глаза, борясь с желаниями своей плоти в пользу того, что, как я знал, было правильным. — И когда она касается чего-то хорошего, она заражает это. Если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты будешь держаться от меня подальше.
Я сделал шаг назад, но она бросилась вперед, уронив крем от ожогов и схватив меня за щеку, когда снова заставила остановиться.
— Ты только что сказал мне, что границы между хорошим и плохим не очень четкие, Киан, — яростно сказала она. — Так что, может быть, тебе стоит позволить мне решить, насколько сильно я хочу их размыть.