Все ради его собственной эгоистичной выгоды.
Хотя моя кожа горит от потребности почувствовать его руки на себе, облегчения будет недостаточно, чтобы отвлечь меня от разбитого сердца, которое раскололо меня на тысячу кусочков. Это затянулось, когда Титус быстро справился со своим освобождением во время моей последней течки, не сказав ни единого слова. Настолько холодный и отстраненный, насколько он мог проявить ради своего друга, одновременно избавляя меня от агонии страданий, как это сделала Нила в Калико. И я оплакивала ее несколько дней после. Проклинала ублюдков из Калико за то, что они гарантировали, что я буду вечно удовлетворять потребности своего тела, поскольку я уверена, что это было их намерением, чтобы, если мой Чемпион погибнет по какой-либо причине, я могла быстро выбрать другого.
Все ради высшего блага.
Делая глубокие вдохи, я закрываю глаза и прогоняю боль.
— Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, Кадмус.
Он откатывается от меня, предлагая некоторое облегчение растущей боли в моем лоне.
— Ты знаешь, я оказываю услуги только тогда, когда в этом есть что-то для меня.
Я прекрасно понимаю, что одолжение, которого он ищет, — это не секс, а наркотики, в которых я отказывала ему. Пейотль, который он принимал неделями в своих неудачных попытках убежать от ужасов, все еще затуманивающих его разум. С той ночи у водопада он ни словом не обмолвился о том, что случилось с ним во время изоляции в Калико. Хотя наркотики, возможно, и подарили ему моменты удовлетворения, они сделали его бесполезным для нашего дела и чуть не оборвали его жизнь, когда последний улей предпринял атаку на нас. Если бы не Тит, Кадмус был бы убит с улыбкой на лице. Счастливым, как листья на тополе.
Игнорируя его просьбу, я перекатываюсь на спину и поворачиваюсь к нему лицом.
— Я хочу, чтобы ты наказал отца Тессы. Но не убивай его.
Его челюсть сдвигается, острые плоскости костей дают жизнь невысказанному размышлению в его голове.
— Зачем?
Я могла бы рассказать ему, но у меня такое чувство, что, увидев это своими глазами, он причинит боль ее отцу.
— Иди посмотри сам. Внутри их палатки. Я даже не уверена, что он там найдет, но если судить по предыдущей реакции Тессы, я уверена, что она не будет невинной.
— Что бы ты хотела, чтобы я сделал? По нотке отвращения в его голосе я знаю, что он понимает, что я имею в виду.
— Убедитесь, что он не сделает этого снова. Ни с одним ребенком.
Наконец поворачиваясь ко мне лицом, он носит вызывающее выражение человека, которого я знала еще в Калико. Того, кто находил развлечение в мучениях.
— Как тебе повезло, что мне нравится причинять боль почти так же сильно, как получать от этого кайф.
— Тогда ты не разочаруешь. Когда он встает с кровати, пряча свою настойчивую эрекцию за штанами, которые он натягивает на бедра, я смотрю на него снизу вверх.
— Только не перед девочками.
— Конечно, нет. Он спрыгивает с кузова грузовика, засовывая лезвие за пояс, прежде чем исчезнуть из виду.
— Он убьет его, ты знаешь. Титус все еще лежит спиной ко мне.
— Это то, что я бы сделал.
— Эти девушки не выживут сами по себе. И мы не можем взять их с собой. Мы понятия не имеем, во что ввязываемся вместе с этими повстанцами. Они могут быть настроены враждебно по отношению к нам.
Он перекатывается на спину и подсовывает руку под голову.
— Тогда тебе, вероятно, не следовало посылать обученного убийцу за этим человеком.
Прикусив губу, я на мгновение задумываюсь над этим и вскакиваю на ноги. Выпрыгивая из машины, я натягиваю ботинки и смотрю на Кадмуса, который еще не добрался до палатки. Не смея окликнуть его, я бегу сквозь темноту, чтобы догнать, и мы оба останавливаемся, услышав приглушенные рыдания. Мы обмениваемся взглядами.
— Обещай мне, что ты не убьешь его, — шепчу я.
— Ничего не обещаю. Кадмус рванулся вперед, но я схватил его за руку.
— Мы не можем взять девочек с собой. Не туда, куда мы направляемся. Они не смогут выжить здесь в одиночку.
— Я не убью его. Но он пожалеет, что не умер.
Мы тихо крадемся к палатке, звуки рыданий становятся громче по мере нашего приближения, и мы низко приседаем, держась в тени с ее стороны.
— Ты хорошая девочка. Папа скоро закончит, и ты сможешь вернуться ко сну. Шорохи и хрюканье прерывают рыдания девочки, и она кричит.