Он опускается на колени рядом с мужчиной, хватая его за горло. Склонив голову, Кадмус, кажется, находит интригу в сменяющихся оттенках лица мужчины. Красный. Фиолетовый. Конский Хвост открывает рот, бесполезно высовывая язык, и когда его друг бросается к Кадмусу, Альфа не удосуживается посмотреть, прежде чем его рука вытягивается, а дуло пистолета упирается в лоб Кожаного Жилета.
Сдавленные вздохи звучат за несколько секунд до того, как Конский Хвост будет задушен до смерти.
— Хорошо! Хорошо, Черепа… они ушли на восток.
— Где? Кадмус не сдается, и вены, вздувающиеся на лбу Конского Хвоста, показывают, как его телу не хватает воздуха.
— Шоссе шестьдесят шесть. В сторону Флориды.
— Когда? Вопросы Альфы столь же безжизненны, как и его беспокойство о прекращении жизни Конского Хвоста.
— Ушли вчера рано утром.
Распущенный конский хвост возвращает фиолетовые оттенки под его кожу, и он заваливается на бок, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Кадмус поворачивается к Кожаному Жилету, все еще прижимая пистолет ко лбу.
— И откуда мне знать, что ты не лжешь нам, чтобы защитить своих друзей?
— Они нам не друзья. Ублюдки потеряли яйца, позволив какой-то суке командовать шоу. Я не выполняю приказов суки.
— И все же, может быть, мне следует привязать тебя и твоих друзей к капоту нашей машины и взять вас с собой. Или… Кадмус приставляет пистолет к лицу мужчины, проводя стволом по рыхлой плоти под бородатым подбородком, который приподнимается, когда он упирает его туда.
— Смотри, как твои кости вылетают у тебя из макушки. Я уверен, что твой приятель вон там не стал бы пытаться вешать мне лапшу на уши после этого.
— Я не лгу. Его губы растягиваются в улыбке, когда он смотрит в ответ на Кадмуса.
— Видишь, я знаю, что тебя там ждет, придурок. И я хотел бы быть мухой на ветру, чтобы увидеть этот бой.
— Альфа? Кадмус опускает пистолет и поднимается на ноги, засовывая оружие в штаны.
— Возможно, тебе будет интересно узнать, что в нас течет одна кровь.
Осознание появляется на его лице, и он оглядывается на Титуса, затем на своего друга, все еще задыхающегося рядом с ним.
— Мы практически братья. И пока он дает нам то, что мы хотим, нам не придется убивать его вместе с остальными.
— Что тебе от них нужно?
— Они — наш билет в Калико. Мы собираемся заставить их открыть двери.
Кожаный Жилет отстраняется от Кадмуса, его брови хмурятся.
— Ты что, с ума сошел? Открыть двери Калико? С таким же успехом ты мог бы убить нас всех прямо сейчас!
Пожав плечами, Кадмус снова тянется к пистолету за поясом.
— Кадмус! Я наклоняюсь вперед, замечая, как его ухмылка сменяется разочарованием.
— Не надо. Мы здесь не для того, чтобы кому-то навредить.
— И что, черт возьми, в этом забавного?
— Ты знаешь, что за этими дверями? Ты имеешь хоть какое-нибудь гребаное представление о том, что эти штуки могут делать? — спрашивает мужчина.
Кадмус поднимает руку и отводит в сторону, обнажая шрам из трех отметин от когтей, который тянется вверх по его грудной клетке и поперек живота.
— Боюсь, слишком хорошо.
— Тогда почему вы считаете что-то настолько безумным? Подвергаете всех нас риску?
Кадмус переводит взгляд на меня и обратно.
— Потому что мой брат был заперт внутри вместе с ними. И ему, черт возьми, там точно не место.
Кожаный Жилет качает головой, его губы скривились от отвращения.
— Я надеюсь, что Рис выбьет из тебя всю дурь вечной любви.
— Рис, да? Кадмус бьет мужчину кулаком в лицо, вырубая его.
— Теперь я знаю, что поставить на его могильной плите.
ГЛАВА 8
РЕН
После отдыха в пол дня я решаю, что больше не могу бездействовать, и выхожу из пещеры подышать свежим воздухом. Судороги по большей части утихли, и у меня не было кровотечения со вчерашнего вечера.
Рис ушел с Ригсом и Тинкером разведать периметр нашего лагеря на предстоящий вечер, иначе он, вероятно, обругал бы меня за то, что я так быстро встала и обошшла все вокруг.
Хотя я никогда не умела сидеть на месте.
Женщины суетятся вокруг, готовя следующее блюдо для всех, и они улыбаются мне, проходя мимо. Когда я только прибыла, они с подозрением отнеслись к девушке, пришедшей с другой стороны стены, и теперь я чувствую себя одной из них. Настолько, что я сажусь рядом с одной из старейшин и беру нож, чтобы почистить горку картошки перед ней. Когда я поднимаю одну, чтобы приступить к своей задаче, она кладет свою руку на мою и качает головой.