В углу за умывальником, возле туалета, — толчея. Слюнявый «бычок» третий раз шел по кругу… Курили все, а сигареты, что деньги — за одну импортную давали все, что твоей душе угодно, от фантика до расплаты «живой натурой» — секс тут обожали.
Алик не курил, хотя и пробовал как-то. Вадька, сидя на грязном подоконнике, смачно и зло сплевывал: он тоже не курил бы, если б не мать… Это она, притаскивая домой чужих мужиков, говорила ему: «Иди, сынок, погуляй». И он шел к ребятам покурить. «Мать, стерва ненасытная, мужиков водила пропасть и пила с кем попало…» Вадьке было почему-то приятно курить из-за матери.
К Алику Вадька относился по-свойски снисходительно: «Ты без меня, телок, пропадешь!» — И весело хлопал его по плечу. — Ну кто ты, слабак! А я — вот поставь иголку — и влезу в ушко. А курево… Дай срок — закуришь! Жизнь еще не мяла.
Но курево для Алика — полбеды. Страшное начиналось ночью, когда старшие пацаны и девки «мотались» по спальному этажу.
Как-то Алик прибежал к Вадьке. Тот спросонья вяло прогнусавил:
— Ты что?
— Двинься, ляжу рядом.
Повадились в палату младших великовозрастные, глуповатые девки. Голыми ложились к мальчикам, заставляли тех снимать трусы. Вадька, услышав рассказы Алика, корчился от смеха. — Хоть они и дылды глупые, а хочется… Сам знаешь, период созревания…
— А почему у меня нет этого периода? Мне противны их сиськи.
— Болван! Вот колбаска вырастет — и начнется этот дурацкий период. Сдохнешь от неприличия…
Но Вадька Алика понимал. И когда что-то ему перепадало, запросто делился с дружком. — Ты же нерусский, немчура какой-то или турок, глаза как сажа… Но мне ты все равно что брат, понравился с первого взгляда.
— Вадь, а Вадь, — дергал за рукав Алик, — пойдем как-нибудь в город? Один я боюсь, а с тобой пойду.
— В город? Чего ты там забыл? Хотя, ладно, в город, так в город… Пойдем на футбол.
Город, как и детдом, жил своей бесшабашной жизнью. По центральным улицам разгуливали группировки, и бедному пацану некуда было деться, кроме как прописаться в «контору». Мутный вал подростковой уголовщины катился по приволжским городам, смывая последние островки нормальной жизни. Легко угадывались опознавательные знаки мафии: многоступенчатая иерархия — «супера», «пацаны», «молодые», «старики», «авторитеты», «авторы»; строгое распределение обязанностей — от сбора дани со школьников и кооператоров до боевых схваток в жестоких разборках с чужаками. «Авторов» боялись и подчинялись беспрекословно, и страх мешался с блатной романтикой, так похожей на романтику власти. Да, пацаны могли рассчитывать хоть на маленькую, но на власть в своем микрорайоне, тратить шальные деньги на развлечения и девочек, которые из вчерашних недотрог становились общими.
Вадька и Алик были на футболе. Народу — не протолкнуться! Еще бы, наступила весна, и футбол снова входил в силу. Потому и болели, как психи, — вставали с мест, кричали, не жалея глотки. А в перерыве ели мороженое, и Вадька, скосив хитрые глаза на кучковавшихся подростков, вдруг заявил, что пора смываться, пока кости целы…
Но далеко они не ушли. Рядом со стадионом их окружила толпа пацанов.
— Откуда, чушпаны, за кого мотаетесь?
— Детдомовские. — Сообразительный Вадька осторожно прикрывал Алика.
Обыскали — денег нет, одежка тоже не ахти. Значит, и впрямь детдомовские — будущие блатные, ворюги…
— Ладно, проходь — седня мы добрые.
Вадька схватил Алика за руку, и они быстро побежали к трамваю. Даже расхрабрились по дороге. Но стоило только спрыгнуть с подножки, как… Опять тусовка — опять пацаны. Эти не были сегодня столь добры. Не найдя ни копейки, они переглянулись и твердо заявили:
— Пойдете с нами.
Их привели в подвал, и высокий худощавый парень Вадьке сказал:
— Ну, узнаешь, кореш? Детприемник помнишь?
Алик постепенно огляделся. Стены сплошь оклеены порнухой из журналов. На столе, покрытом клеенкой, переносной затертый магнитофон в таких же наклейках, справа, у стены — вереница матрасов, с прожженным одеялом. В углу гири, штанга, даже что-то наподобие турника.
— Что, нравится? — бросил рыжий в спортивном костюме. — Детдом — дыра. Будете с нами мотаться. Как, пацаны, нужна им прописка?
Высокий и худощавый кого-то послал во двор. Оттуда пришла тонкая девчонка. Светленькая кудряшка — с улыбчивыми глазенками и ямочками на сдобном личике. Алик настороженно смотрел на нее. Тем временем зажгли настольную лампу — и в подвале воцарился голубой свет. Не обращая внимания на ребят, девчонка свободно, без стеснительности, разделась, в глаза брызнуло свежестью подросткового тела…