К Торину, с которым она может быть собой.
…Что он сделает, когда нагонит Ольву?
Будет просить прощения.
Нет, не будет.
Убьет Торина.
Убьет Ольву… если вдруг…
Трандуил встряхнул волосами, которые сейчас сдерживал только сияющий венец вместо короны, забросил их назад, в капюшон, чтобы не мешали. Прошептал пару слов, и конь поскакал еще быстрее.
Фириэль поравнялась с Владыкой.
— Позволь говорить, мой король?
— Говори, — бросил Трандуил.
— Отчего вы все думаете, что она смогла скрыть следы от эльфов? Что она прошла этим путем?
— Может, и не этим. Я направляюсь туда, куда она рано или поздно придет, как бы ни пошла.
— Почему вы и ваши стражники считаете, что она всемогуща?
— О чем ты? — Трандуил повернулся к тонкой, как олененок, эльфийке. Вспомнил — Фириэль была ученицей Синувирстивиэль, жила в отдаленном поселке в Пуще, однако когда Синувирстивиэль уехала в Дейл, отправилась с ней и завершила свое обучение в городе людей. Затем вернулась в Лес — почти тогда же, когда нашлась Ольва. Осталась в Сумеречном дворце и стала помощницей новой целительницы Трандуила, Иримэ, а попутно все эти годы прислуживала Ольве — когда надо было выбрать платье, одеться, причесаться к балу. Возле жены всегда кружили и другие эльфийки, и все же Фириэль была с Ольвой чаще других. Ей и было поручено следить за тем, чтобы в спальне всегда стоял кувшин с вином, то есть — доверена тайна семьи Трандуила…
— Она человек, Владыка. Ты много думал и беспокоился, насколько трудно ей будет привыкнуть к порядкам и правилам дворца. К распорядку, укладу и обычаю эльдар. Заботился о ней, хотел, чтобы она стала, как мы, приняла Пущу в свое сердце. Но мне кажется, никто на свете не подумал о том, как трудно тебе… рядом с человеком.
— С чего этот разговор? — надменно спросил Трандуил. — Тебе многое известно, да, я пожаловал тебя своим доверием, но что дает тебе основание судить… и высказывать свое суждение? — Лошадь устала, Трандуил перевел жеребца на рысь и затем на шаг. — Что ты пытаешься мне сказать?
— Только то, что сказала… мой король. Ты должен беречь и себя. Ради Пущи… ради Анариндила и Йуллийель.
— Я берегу.
— И фэа тоже, мой король. Твоя фэа так или иначе страдает рядом с этим человеком, — тихо сказала Фириэль. — Ты страдал, пока ее добивался, ты страдал, когда с ней жил, ты страдаешь сейчас. Если бы зелье убрали раньше, она просто раньше покинула бы детей… и тебя. И все. И ты это знал и потому не делал.
Трандуил подумал.
— Ты говоришь о моей жене. Отправляйся в конец отряда. Я не просил тебя о таких словах и они несправедливы. Ты глупа говорить со мной и не поняла, что иногда счастье и страдание всего лишь стороны одного и того же. Жизни. Я был неправ, приблизив тебя. Если в твоих словах жалость, она неприемлема.
— А если в моих словах правда? — тихо спросила эльфийка и придержала лошадь, послушно выпуская Трандуила вперед, — и стороны получились уж слишком неодинаковыми?
К Владыке приблизились другие всадники, а Фириэль затерялась среди серых плащей позади.
— Если мы будем скакать так же, как и до сих пор, — сказал Иллуир, — еще через два дня древняя дорога наугрим приведет нас на окраину Леса. А еще один день — и мы у Андуина. Что будем делать дальше?
— Если нигде не нагоним Повелительницу и не получим о ней вестей от воинства Дол Гулдура либо из дворца, оставим лошадей, свяжем плот и отправися в Лориен.
— Это славно, — выговорил Иргиль, — я давно не был в заколдованном лесу леди Галадриэль. Это доброе посольство, хоть и сложилось немного поспешно.
— Ты поддерживаешь меня?
— Вполне.
— Могу сказать, что этой дорогой Ольва точно не шла, — поддержал разговор Даэмар. — Но она могла идти и вовсе не тропой. Ольва Льюэнь есть Ольва.
— Деревья говорят мне, — медленно выговорил Трандуил, — она еще под сенью Леса. Она еще в его великом Чертоге. Возможно, она еще думает.
— Как бы то ни было, — сказал Иргиль, — я видел разное. Ваши пути сплетены, Трандуил, и никакая обида не может это разрушить. Все вернется на круги своя.
Владыка вздернул подбородок, показывая, что не желает продолжать разговор.
Эльфы отстали, оставив своего короля наедине с его думами.
***
Очень медленно, шаг за шагом Ольва возвращалась в свои миры и в свои мысли.
В первые два дня пути ее мучило все сразу — холод, голод, необходимость спать на корнях и камнях. Отчего-то простые трудности пути, такие, как завонявший зверем Сет или многочасовой переход, питание утром и вечером однообразной дорожной пищей занимало почти все ее мысли.
Даже не мысли о детях.
У нее то кружилась голова, то она соскакивала с Сета, чтобы ее вырвало под кустом. Ощупывала свое тело и не узнавал его.
Эстель молча помогал во всех делах и один день даже провел на своих двоих, уступив кругленькую и умную Крошку Ветке. Сет рыскал вокруг, охотился для себя и для них. Варг угощал даже кобылу, но та гордо отказывалась от рваных окровавленных кусков мяса.
Во всех поисках правильной внутренней формулы Ветка сперва вывела одну — «Просто двигайся». Потом вторую — «Туда и обратно».
Туда. И обратно.
До Гавани и домой к мужу. И все. Это несложно, хотя и несколько внезапно. Просто пройти квест.
Ради чего?
«Ради детокса». Вот и третья формула. Вон как колбасит. Кто его знает, это эльфийское зелье, какая у него побочка. Пройти детокс, убедиться, что свободна от какой-либо внешней воли, ответить себе на все самые важные вопросы — и вернуться к Трандуилу. И разрешить все сомнения.
Мир стал попроще.
И только на третий день Ветка ощутила удовольствие от дороги, от привычного и яркого состояния «здесь и сейчас». Дискомфорт отошел на второй план, а Лес из лабиринта кошмаров стал собой — громадной колоннадой древних древ, по которыми пробивался, точно подлесок, обычный лес, а под ним — лесной кустарник, а под ним — зеленая трава, цветы и земляника.
Они двигались без дороги. Когда способность анализировать вернулась к Ветке, она удивилась странным пустым местам в Пуще — там, где Древа росли теснее, где солнца не хватало для обычных кустов и трав, не было ничего, кроме громадных корней и слоя полуистлевших листьев. В таких местах не было воды, всю ее выпивали Древа, не было никакой другой жизни — она поднялась выше либо ушла отсюда, и только иногда под листьями на земле шуршали какие-то неведомые Ветке насекомые или змеи. Таких пустых мест, которые и дали имя Лихолесью, не было вблизи от Сумеречного Дворца, и Ветка их не видела раньше.
Эстель рассказал, что именно в таких местах и происходят основные бои с орками. Но древний Лес рассказывает о любых врагах — слой опавшей листвы словно шепчет, и шепот этот слышит Трандуил, без труда определяя, где нарушена граница.
Но тех, кто движется по кронам, кто смог подняться выше, хотя Древа неохотно пускают на свои ветви чужаков, услышать или засечь не так легко. Оттого-то Враг так стремится выводить создания злобные, легкие, беззвучные, цепкие, с тонкими длинными лапами.
Там, где не было воды, путники пили из фляг. Когда вода закончилась, Эстель научил как добыть немного сока Древа. Сквозь толстую кору не могла пробиться никакая сталь и никакой дятел, но она становилась тоньше, если подкопать корень и прорезать его снизу. По тонкой веточке сок стекал во флягу, а деловитый и молчаливый Эстель обустраивал привал.
Ближе к границе Леса Древа делались реже, а удивительной цепкости кусты прочнее, образовывая заграждения. Это вроде бы были простые кусты — боярышник, шиповник, дикие розы, дикий барбарис и приземистые деревья облепихи, но они сплетались в стены, не выпуская животных из Леса и не впуская никого в него. Не желая тревожить защиту Лихолесья, Эстель подолгу искал проходы, которые позволили бы не рубить эту живую изгородь, а пролезть внутри нее.