— Согласен, — уважительно склонил голову Халдир. Помолчал.
— А все же… что привело великого Владыку Трандуила в Лотлориен?
— По сути, то же самое. — Владыка подумал, стоит ли сообщать вот так, по пути, то, что было предназначено для ушей Галадриэль. — Я пришел поставить коротышку на место и вынудить его вернуться домой. А еще… я имею основание предполагать, что там, в Мории, Ольва Льюэнь.
Теперь помолчал Халдир, перебирая в памяти кое-какие события десяти-одиннадцатилетней давности.
— А, ну тогда понятно, почему пробудилось Проклятие Дурина.
— Вот и я о том же, — спокойно и невыносимо величественно выговорил Трандуил и задрал подбородк. И Халдир так и не понял, смеяться ему сейчас — или выразить сочувствовие.
***
— То, что Ольва давным-давно говорила о Торине, это понятно. Но с чего ты решил, что она пошла именно к нему?
— Она всегда шла к нему, когда… огорчалась или обижалась… на… меня, например, — сказал Трандуил. — Почему теперь она должна поступить иначе?
— Но с чего ей обидеться на тебя?..
Галадриэль, Келеборн, Иргиль, Трандуил, Даэмар, Иллуир и еще два или три эльфа из самых приближенных Галадриэли сидели на самом высоком талане Карас Галадона. Ни один человек, если бы его чудом поместили бы сюда, не признал бы в круглом зале с превосходным шлифованным полом всего лишь платформу, устроенную на Древе. Ветви стен переплетались очень плотно, оставляя открытыми оконные проемы. Талан выглядел ничуть не менее великолепным, чем дворец Трандуила — правда, все огни тут были закованы в светильники из толстого стекла, и каминов на таланах не устраивали.
Зато для каждого гостя, на каждом кресле были приготовлены теплые покрывала, а две эльфийки принесли теплое вино — как раз для прохладного позднего вечера. Таланы были одним из древнейших жилищ эльфов, и сохранились они только здесь, в заповедном Золотом лесу.
— Есть причина, леди, — сказал Трандуил. — Если позволишь, я бы хотел просить тебя припасть к силе Зеркала.
— О, мое Зеркало не всегда показывает именно то, что спрашиваешь, — усмехнулась Галадриэль, — а если и покажет то, что спросил, то не обязательно это правда. Иногда волшебная вода показывает страхи или сомнения, развилку пути, прошлое или будущее.
— И все равно. Я бы хотел… если ты позволишь.
— Конечно. Ты Владыка всех эльфов Средиземья, ты наш король, — Галадриэль наклонила голову. — И ты так давно не ступал в Лориен, что тебе здесь все открыто и все позволено. Мы живем магией и тайной, мы защищены от нападений, просто потому, что мой Золотой Лес так расположен. И Мория долгие тысячелетия была нашим союзником, а затем, после ее падения и гибели, просто безмолвным соратником, оберегающим с запада. Орки не могут подойти к нам, а гоблины Мории, даже если иногда и вылезали в эту сторону через окна Белой вершины, не причиняли никакого вреда. Вход же, Восточные врата, мы зорко охраняли. Мы были в безопасности и желаем остаться так и далее. Галадрим будут счастливы и обережены здесь, до самой Великой Битвы, и далее, сколько позволят валар.
Трандуил кивнул.
Он с трудом вынес церемонный ужин и множество комплиментов и приятностей, которые говорились эльфами Лориена телохранителям и охранникам Трандуила и ему самому; и сам бесчисленное количество раз сказал все, что только мог, Галадриели и Келеборну, их мудрости, мощи и красоте. Сам же он с раздражением думал, что уже положил бы спать свою свиту, лег бы сам, а наутро продолжил бы путь к Мории через Лориен…
Но когда на небе сложился некий узор из звезд, появления которого ждала Галадриэль, леди легко встала, поманила за собой Владыку; они спустились с талана, оставив прочих наслаждаться десертом, ночью и небом.
Галадриэль шла, невесомая и прекрасная, молча давая возможность Трандуилу собраться с мыслями и рассказать о том, что его терзало.
— Волшебница… — сказал, наконец, Трандуил. — Пожалуйста, постарайся меня понять.
— Я слушаю, Владыка, — тихо проговорила Галадриэль.
— Все, что будет сказано… это лишь следствие моего страха. Я боялся и боюсь, Галадриэль.
— Страх всегда порождает темноту и ошибки, — мягко выговорила леди Золотого Леса. — Я уже понимаю, что ты сделал нечто, недопустимое при достоинстве и мудрости короля. И, кажется, понимаю, почему.
— Я не всегда чувствовал ее. Она уходила в себя, в свои страхи и мысли. И каждый такой раз я начинал понимать, что теряю ее. Она предоставила мне право думать о жене на закате, уходить ненадолго в свое прошлое… но я никак не мог предоставить ей такое же право. Мне надо было каждую минуту ощущать ее.
— О, — сказала Галадриэль. — Это ревность, мой король.
— Это она.
Трандуил помолчал.
— Но через какое-то время я увидел, что это слишком давит ее. Что она не может каждую минуту и секунду оставаться моей. Просто не может, потому что она не эллет, которая была бы счастлива такой судьбой.
— Да, почти любая эллет так и чувствует своего эльда, — сказала Галадриэль, — но вовсе не обязательно и не всегда непрестанно. Ну разве что первые пятьдесят… сто лет… далее чувствование друг друга, ты помнишь сам, становится иным.
— Да. У эльфов. Ольва… начала рваться из леса. Когда только Йуллийель встала на ножки, сразу начались разговоры о… о…
— О Торине?
— Не только, — сердито сказал Трандуил. — О Барде, о Рохиррим, о морях — любых, разных. На деле же я понимал, что происходит. Ольва не могла мне сказать в лицо, как тяжела ей моя любовь. И она старалась убежать от нее. Попросту убежать. Не понимая в точности, что ее давит и от чего она бежит. Я не знал, что делать. Я не мог любить ее поменьше или с перерывами. Я не мог перестать думать о том…
— Ну же. Скажи.
— О том, что она человек и в силах и в праве попросту разлюбить, — прошептал Трандуил.
С его кафтана, с широких плеч снялась целая туча черных, бархатных, как ночь, бабочек, и растворилась во тьме. — Разлюбить, и в одно утро встать — и увидеть рядом с собой чужого ей мужчину. А кто-то новый занял бы ее сердце. Ведь так делают люди.
— Это серьезный страх для эльда, — прошептала Галадриэль. — Такое случалось и у нас, и расставания тоже, но так нечасто, что почти каждый случай описан в свитках законов и обчаев и стал нарицательным… каждый день стремиться усмирить голос своей фэа, ограничить силу своего духа ради того, чтобы не раздавить ее ежесекундным присутствием в ней… а ты объяснил ей, что истинный брак эльфов именно таков, и он много превыше слияния хроа?
— Все объяснял, — грустно проговорил Трандуил. — Более того, она всегда ощущала, когда я с ней… в ней… и когда отвлекаюсь. И когда отвлекался, она веселела, щебетала с детьми, каталась верхом. Понимаешь, я видел, как она начинала от меня… отдыхать. С удовольствием. И это было невыносимо. Так больно. Так… странно.
— Это одна из причин, почему такие союзы не одобряются. Почему это бремя. И почему так мало эльфинитов. Было. Ранее, — проговорила задумчиво Галадриэль. — Не всякому человеку вынести нашу любовь… и не всякому эльфу вынести любовь к человеку. Это могут быть встречи, но только не одна жизнь на двоих. Одно дело, когда и тело, и дух слитно, вместе стремятся к победе, презрев опасность и тяготы, когда под свист мечей и стрел ты клянешься в любви и отдаешься страсти. Да, я тоже знаю, что такое страсть, Трандуил. Я мятежник, воин и маг. А еще я… женщина. Но другое дело жить изо дня в день с тем, что ты описал… послушай, а ты не думал, что вы вправду можете расстаться?
— Но я люблю ее. И она любит меня. Но она любит… сложно. Так, как это делают люди. Так, как это делает… она. Мне следовало бы отрешиться от ревности… от таких мыслей. Принять все так, как оно есть. Но мы можем расстаться, Галадриэль. Я уже оставался так — когда меня поддерживали лишь Лес и мой ребенок. Когда моя жена ушла за Море, сделав выбор в пользу моей крошечной слабенькой дочки. Это уже было… и, может быть, валар просто не предназначили мне ничего иного. Счастье, превыше которого почти ничего и нет… и потерю, горше которой тоже сложно что-то придумать. Обычному эльда, не королю. Король вынесет все.