— Это лихолесец, — проговорила Арвен. — Он дал отпор этому… зверю, — дева указала на пару разрезов на плече и крыле чудовища. — Затем оно схватило его зубами за плечо и кинуло в скалу…
— Скале не повезло, — произнес Эйтар, пытаясь поднять на ноги злющего, как демон, Лантира. — Ты как?
— Я цел, но пожеван, — сказал Лантир. — Сломана и поранена рука. И будет шишка. Очень будет. Но чего я хочу, если на дороге Ольва Льюэнь?
И уставился на Ветку пылающим искренней неприязнью взором.
========== Глава 23. Глаз ==========
— А твое зеркало… или какие-то иные колдовские методы… не могут сказать, где нынче Ольва?
Торин сидел на гарцующем вороном жеребце с длиннейшей гривой. Кили, Гаин, Даэмар и Иллуир также изготовились в путь.
— А твое сердце, узбад, не подскажет того же? — чуть грустно сказала Галадриэль. — В дни, когда моему волшебству противостоит нечто более могучее, только на это и приходится надеяться.
— Надо подумать, — прошептал Торин. — В Эребор… вряд ли. Не поедет Ольва туда, раз там нет меня. Но ко мне она не поехала. Я точно знаю, она хотела увидеться. Но… почему же нет-то?.. Потому что боится… не меня же… стало быть, себя.
— Ты мудр, гном, — сказала Галадриэль. — Куда Ольва поедет, если пожелает убежища от себя? В Дейл?
— Тоже нет, место слишком памятное… туда она поедет, где никогда не была. Ольва успокаивается дорогами.
— А может, — проговорил Иллуир, — Ольва осталась в лесу, и там…
Разговор был нарушен топотом копыт вестового. Эльф в цветах Ривенделла въехал в лагерь.
— А вот и подсказка, — прошептала леди Золотого Леса, даже еще не прочитав письма.
— Что здесь за лагерь? — вопросил гонец. — Я вижу тут шатер леди Галадриэль, что случилось?
— Я здесь. Спешивайся, отдыхай. Что за письма ты привез от лорда Элронда?
Эльф протянул небольшой свиток и отправился к воинам — узнать, что приключилось у Восточных врат Мории, отчего тут так много наугрим и неужто Торин Дубощит завершил свой поход ради восстановления Казад-Дума.
Леди развернула свиток.
— «Леди Галадриэль, над восточной оконечностью Ривенделла и над Мглистыми горами летают два или более чудовища, по размеру схожие с крылатым воинством, меньше драконов. Я встревожен и отправляюсь встречать Арвен, которая, как я надеялся, выехала со стражей в условленный день. Лорд Элронд».
— Ну, — сказал Торин, — где чудовища, там и Ольва. В Ривенделл?
— В Ривенделл!
— Ох и не люблю я это место… как и другие ваши эльфийские гущи-пущи, — буркнул узбад, разворачивая вороного. — И Лихолесье не люблю, и правителя его, но что поделать…
— Зато Повелительницу любишь, — холодно, но очень внятно выговорила Галадриэль.
Торин только глянул через плечо и огрел коня плеткой. Кавалькада снялась вскачь.
— Остался только один вопрос, — выговорила Галадриэль, глядя вслед всадникам. — Когда тут творятся такие дела… где Митрандир?
— Вестовой от Ривенделла разъехался с нашим, — сказал Келеборн. — Мы послали письма Саруману, Элронду, королю Барду — и в Лес Галиону. Если где-либо гонцы или адресаты писем столкнутся с Гэндальфом, его направят сюда. Может, он что-то подскажет с барлогом. В противном случае Проклятие Дурина мы будем встречать во всеоружии, Белым Советом.
***
— Я бы послушал и тебя, демон. Я устал говорить, — чуть капризно заявил Трандуил. Да, у него был столик с несколькими бутылками вина, ложе с постелью, пища. Но у него не было свободы, а жар, когда балрог забывал его утишать, все так же нещадно лизал тело и волосы. Своды черной пещеры, светящиеся рунами, сдавливали рассудок и выедали глаза. Однако надо было жить. — Положим… что ты хочешь увидеть своим глазом наверху? Тех, кого намерен уничтожить? Чего ради ты живешь, что тебе мешает отдать плоть огненной реке и не мучиться?
— А что мешает тебе поступит так же? — проворчал Гротмор. — Не мучиться от жары, не терзать себя ожиданиями. Ты сам знаешь… каков шанс, что гном принесет Аркенстон. Почти что и никакого. Мы просто славно развлечемся вместе и когда ты наскучишь, умрешь. Хорошо еще, что этот жадный народ не попробовал гранить или сверлить око балрога. Оно угасло бы.
— Торин редкий наугрим, — пропел Трандуил. — Он имеет некоторые представления о чести и слове. Если он найдет Аркенстон, то попробует его доставить сюда. Беда, что камень не принадлежит ему — он подарен и им распоряжается другой… человек.
— Человек. Люди. Плодятся хуже гоблинов, — проговорил балрог. — Теряют страх, рубятся друг с другом. Самые сильные их колена уже ушли, остался мусор.
— Как ты терпишь гоблинов?
— А как ты терпишь мышей или слизняков? Никак не терплю, не обращаю на них внимания. Они не пользуются металлом, не добывают руду, не спускаются вглубь великих пещер и вообще не занимают меня. Это какой-то побочный продукт магии.
— Магии Саурона.
Гротмор помолчал.
— Что же, его имя перестало наводить трепет? Ты выговариваешь его так запросто?
— Какое из? Да, перестало. Мы понимаем его как Врага, но не трепещем пред ним. И это еще один майа, живущий в Средиземье.
Балрог надолго замолчал. Трандуил украдкой хватал воздух ртом — когда демон забывался, становилось нестерпимо жарко. Но показалось, что, наконец, в разговоре было нащупано что-то важное… то, что сможет помочь…
— Мир мельчает без истинно великих, — сообщил Гротмор.
— Как истинно великий… проветри свои чертоги, — сказал Трандуил.
— Я велик в своем. Мы созданы для разрушений. Разрушение — моя поэзия и предназначенность. Мы не можем и не хотим любить, не имеем пола, не стареем, так как неподвластны времени, а живем вне его. Но время могло разрушить те обстоятельства, которые нам были дороги. Нам чужда жадность к ценностям — любым. Мы повелеваем всем богатством корней Арды. Нас не очаровывает ни свет Сильмариллей, ни Древ, ни звезд.
— Звучит грустно.
— Нет, эльф. Это звучит истинной чистотой и первозданной силой. Все, чего не хватает вашему наружному холодному и слабому мирку — это правильный правитель.
— Правитель?
— О да.
И снова стало жарче.
И снова Трандуил боролся за каждый вздох. Чтобы отвлечь демона от его мыслей, начал очередную сказку…
— А что, — перебил его Гротмор, не желая слушать эльфийское сказание, — Ородруин все так же высок и велик, как был ранее?
— О да. Огненная гора стоит в сердце Мордора, — ответил Трандуил. — Лава ее пылает. Она принадлежит Саурону.
— Когда-то, — проворчал Гротмор, — гора была обещана в вотчину одному из правителей балрогов… как дворец, полный всеми нужными нам благами. Лучшее обиталище. Мы должны были жить там, при правителе, его народом и гвардией. И выходить наружу лишь по приказу Мелькора — дабы разрушать красоту, созданную теми, кто неугоден ему.
— Моргот не властен более в Арде, — сказал Трандуил. — Он потерял силу и плоть и изгнан за Двери Безвременной Ночи.
— Он исказил сам себя, — проворчал балрог. — Он исказил, допустив в свое нутро любовь и желание. Был чист и темен, а стал испачкан страстишками. Он потерпел поражение, еще когда добивался Варды. И все, что он вытворял потом, было лишь чтобы она изменила свое мнение и пришла к нему, признав его силу и мощь. Все это — ради какого-то существа, скроенного лишь немного иначе, чем ты сам. Ради того, чтобы дух этого существа сделался твоим. Все это — в страданиях ревности и муках того, что кто-то тебе не принадлежит. Все самое лучшее создано без деления на мужчин и женщин. Так сотворены мы, в нас нет лазейки для этой слабости. Те, кто созданы из двух половинок, всегда будут поражены и несчастны, если одиноки. Но мы не таковы. Мы, валарукар, совершенны.
Трандуил вздрогнул. Ненадолго он даже перестал ощущать невероятный жар, мучающий его тело.
Медленно проговорил, думая о своем:
— Мелькору наследовал Саурон.
— Расскажи о его деяниях. Майрон был хитер и мог играть на таких слабостях малых народов, какие не совсем понятны нам, балрогам. Я не сомневался, что он станет одним из царей вашего мира. Он претендовал на людей.