Лантир, Эйтар, стражники Барда — тогда все они не торопясь приводили в порядок себя и оружие, беседовали возле дворца в Дейле. Погода была отличной — наконец-то стало заметно, что уже не зима с ее ледяными метелями и пронизывающим ветром, а начало весны. Небо голубое; яркое солнце золотило камни и стены возрождающегося города.
Пройдя мимо лаиквенди, пройдя мимо него самого, Ольва Льюэнь, ужаленная в сердце каким-то недоразумением, вскочила на роханского коня Азара — и унеслась в свое страшное будущее.
Эйтар — как и все, кто был тогда во дворе, за исключением разве что, может, Лантира — не раз и не два мечтал вернуть эту минуту. Удержать Ольву. Не дать ей совершить тот поступок. Задержать ее всего на несколько мгновений, чтобы ее нагнал Трандуил.
Эйтару казалось, что он что-то почувствовал тогда и даже окликнул Льюэнь — но она не обернулась, а его отвлекли.
Что бы сделал он, если бы стоял на страже, как Мэглин? Если бы имел такие же права дружбы на Повелительницу, как нандо? Остановил бы ее, держал бы силой, что?
Но теперь Эйтар предположил, что после дождливой ночи в Летнем Броде, когда Ольва то целовала его, то плакала, что он не Трандуил, то извивалась в его руках, пытаясь погасить жажду тела, то замирала от недомогания и слабости, они достаточно близки. И сделал то, что делал Мэглин — а именно вошел в опочивальню и тихо устроился в кресле. Что было намного удобнее в плане караульной службы, чем стоять за дверью.
Правда, менее парадно.
Эйтара что-то тревожило. Что-то, что было и тогда, и, как ему казалось, что он запомнил. Тонкий писк тревоги в свежем весеннем воздухе Дейла.
Он был слышен и теперь. И лаиквенди хотел быть готовым не упустить Ольву… ни в коем случае. Словно в оправдание того раза.
И действительно, когда Ветку выбросило из постели, словно пружиной, Эйтар схватил ее на взлете и сжал, не давая вырываться и куда-либо бежать.
По лицу повелительницы текли слезы, она, запинаясь, начала что-то рассказывать, сбилась. Начала снова, сбилась.
Перестала трепыхаться.
Попила воды.
Бросилась за ширму и начала одеваться, попутно что-то поясняя.
— Тебе приснился вещий сон? — спросил Эйтар. — Я слышал его, но не мог в точности распознать.
— Вот ты правильно сказал! Сон… он был такой явный! Я теперь точно знаю, случилась беда. В любом случае, мы собираемся и срочно отбываем домой.
— Я собран, лошади отдохнули. Кого мы берем с собой?
— Я иду к Леголасу.
Эйтар схватил полностью одетую Ольву за предплечье.
— С кем беда, Ольва?
— С Ри… с Даней… с ними. Они зовут меня, Эйтар. Надо бежать. Может, они и раньше звали.
— Может, — согласился лаиквенди. — Но мы переплыли Андуин, потом шли по Ирисной реке, потом горы и чудовище… мы, скорее всего, не расслышали их. Я подтверждаю твои слова, я также слышу тревогу.
Ветка распахнула двери своих покоев — и чуть не пришибла дубовой дверью лорда Элронда, который шел по галерее под руку с Арвен. И все-таки вышла из опочивальни в сопровождении телохранителя.
— Что произошло, Ольва Льюэнь? — резко вопросил лорд.
— Я отбываю немедленно. Я… имею основание предположить, что моему мужу и сыну грозить опасность. Сейчас я иду к Леголасу Зеленолисту.
— А завтрак? — осведомился Элронд.
— Нет времени… я могу захватить до половины пути эльфов Лориена, если им надо возвращаться домой.
Пока Ветка вприпрыжку бежала до покоев Леголаса, она успела немного успокоиться и даже постучала. Старший сын Трандуила ответил ей неохотно, но Ольва все же вошла. И, так как была осведомлена о намерениях Тауриэль, совсем не удивилась прядям рыжих волос, выбившихся из-под одеяла и золотой диадеме с черными бриллиантами на туалетном столике.
— Леголас, я срочно еду домой. Я думаю, с твоим отцом… и братом беда. Скажи, не чувствовал ли ты какой-либо тревоги в последние дни?
— Сегодня ночью… нет, но я не… вслушивался, — проговорил Леголас. — Конечно, я с тобой.
Очень быстро во дворе набрался небольшой отряд — Эйтар, Лантир, Тауриэль, Леголас, Ольва, лориенский Ородиль, Эстель. Эстель — теперь уже Арагорн — собирался пройти с ними часть пути в сторону Пустых Земель и помочь, чем получится, по дороге.
Лорд Элронд снабдил всех нужным оружием и пригодным в дороге снаряжением, лошадьми и шатрами, не выказав никакого удивления тому, что Ольва Льюэнь, супруга богатейшего Лесного Короля, путешествует столь налегке. Спасибо, что хоть одета — хотя, если подумать, она была одета в вещи Арвен.
Ветка ехала насупленная, собранная.
— Я же не маг, — сказала она. — И мне казалось, что я давно что-то ощущаю, но не умела это прочесть. А сегодня сон был таким явным, Даня звал меня. И говорил, что Трандуил в опасности и может погибнуть…
— Обратный путь снова проляжет через Мглистые горы, — сказал Эйтар. — Ольва, может, мы используем гончий лист для части дороги? Мы не торопились сюда, но мы определенно торопимся обратно…
— Мне жаль лошадей. Только Гест выдержит много листа. Но чтобы хорошо начать путь тут, на пути из Ривенделла, пока дорога хорошая и мы еще не поднимаемся в гору — да.
Ночевать остановились только тогда, когда силы и скорость лошадей иссякли; путь проделан был немалый, и изможденных лошадей поставили копытами в холодную горную речку. Животные пили и не могли напиться.
Путники раскинули шатры и устроились на ночевку. Арагорн вызвался дежурить.
Тауриэль заночевала с Леголасом. Ородиль и Лантир спали, чтобы восстановить силы, а Эйтар составил компанию Ольве Льюэнь, которая даже не разделась.
Ветка напряженно смотрела почти всю ночь в складки шатра, блуждая где-то мыслями, а может, и духом; и напряжение это было столь велико, что и Эйтар не спал.
Лишь под утро Ветка сказала ему:
— Тауриэль не права. Ты не станешь говорить с Леголасом?
— Он, как и я, не бесполый эльф. И он не мальчишка и не старик. Он принц и сын короля. Я думаю, Тауриэль достаточно открыто пояснила свои намерения. Что она хочет… попробовать для сравнения и выбрать того, кто радует ее больше остальных. Но так судьбу не ищут. Я предчувствую беду, — сказал Эйтар, одним разом выговорив все, что было у него на душе.
А утром Ольва, рывком вскочив, вышла из шатра — и уперлась взглядом в широкую грудь вороного жеребца Торина Дубощита, залитую потом и пеной.
***
Ольва никогда не умела скрывать то, что чувствовала. Торин бросил стремя; Ветка взлетела к нему на седло и обняла, сразу закопавшись лицом в пахнущие гарью и металлом волосы.
Камнем, огнем, мужчиной, горной дорогой, туманным утром, волнением крови… потянулась поцеловать.
— Погоди, — сказал Торин, отстраняя ее. — У меня письмо к лорду Элронду от Галадриэль. Но я и так знаю, что в том письме.
Ветка оглянулась — Даэмар, Иллуир, Гаин… Кили?
И да, в ту же секунду Тауриэль выходила из палатки… а следом Леголас.
— Говори, Торин Дубощит.
— Трандуил сгинул в Мории. Балрог, что обитает на ее дне, взял в плен меня и его. Меня выпустил, чтобы я доставил выкуп. Выкуп — то, что есть у тебя, Ольва.
— У… у меня? В… выкуп? Сгинул?..
Кили смотрел на Тауриэль, не отрываясь. Эльфийка глядела на мужа, но не шла к нему. Леголас опоясывался мечом возле Тауриэль.
— Так, — проговорил Торин. — Спешимся, отдохнем. Наши лошади не могу разом поворачивать назад. Кили, ты можешь идти и говорить с женой.
Арагорн варил чай на костре. Почти все путники, собравшись в единый круг, сидели возле огня — и вроде бы никто никуда не торопился.
— Трандуил и его эльфы пришли к нам на помощь в Мории, — говорил Торин. — Только благодаря ему вышли почти пятьдесят наугрим, иначе бы все полегли. Мы с ним упали ниже и попали во власть балрога. Фея… Король Трандуил, как оказалось, может с ним говорить. Балрог ослеп много веков назад, и его глаз — Аркенстон. Он желает свое око назад.