— Я сделаю все, только прикажи.
— Я не знаю, что приказать… ты и так всегда рядом, Эйтар, — Ольве удалось привести себя в относительный порядок с помощью пряжек и броши, и она отслонилась от камня, шагнула к воде, умыться и сделать пару глотков. В животе сводило, а сердце никак не желало успокоиться. Эйтар был белого цвета, казалось, сейчас свалится в обморок.
— Ольва… пожалуйста, пойдем в шатер. Я сделаю тебе горячего чая с медом. Ты ляжешь спать.
— Ты представляешь себе, как это хило звучит? — спросила Ветка.
— Это все, что я сейчас могу для тебя сделать.
Ветка повернулась спиной к лагерю и медленно побрела вдоль воды.
— Ольва! Я и представить себе не мог…
— Что так бывает, да? — грустно спросила Ветка. Тело болело, как после драки; огонь уходил, оставалась печаль.
— Что… да.
— С Тауриэль так не было?
— Даже похоже не было. Но я понял ее боль, Ольва. Я понял, как тяжело… любить двоих. Это разорвало ее. Не зелье, нет. Ее сердце на самом деле не могло остановиться.
— Ну вот и славненько, вот все и прояснилось, — с досадой проговорила Ветка. — Только уточнение. Я люблю Трандуила. Если ты не все понял, лучше молчи. И я вообще… никогда… не желаю обсуждать то, что тут было, никогда. Ты понял?
— Да. Прости. Ольва…
Ветка остановилась.
— Ну ты еще заплачь… ладно. Иди сюда.
Она обняла лаиквенди за плечи и погладила по волосам — как гладила Даню, с одной лишь поправкой, что эльф был выше нее на полторы головы и старше на пятьсот лет.
— Тебе досталось тут. Я надеюсь, Леголас понял. Я и Торин — мы точно поняли. Просто это бывает сильнее нас. Ты все сделал верно, говорю еще раз… а сейчас, пожалуйста, оставь меня одну. Пришли караулить Лантира, что ли. Все равно ведь кто-то будет брести за мой по кустам. Я хочу побыть одна. Очень хочу. Ладно?
Эйтар кивнул, взял Ветку за руку и нежно поцеловал пальцы. Потом мгновение подумал и коснулся губами ее виска.
— Повелительница…
Ольва знала, что за Лантиром или кем-либо еще Эйтар не пойдет. Он отпустит ее сейчас вперед на двадцать или тридцать шагов и всю ночь будет рядом.
Запахнулась в расшитый плащ, очень похожий на мантию, и пошла вдоль ручья дальше. Сапоги из кожи промокли, но это не имело никакого значения.
Когда она устала, нашла небольшой сухой уголок около камней и кустов, и, завернувшись с плащ, устроилась там. Она дремала с открытыми глазами, зная, что Эйтар неподалеку, и краешком сознания наблюдая, как на небе загораются звезды — одна за другой.
А под утро ей приснился прекрасный сон.
Как будто ее обнимает Даня и зовет:
— Мама!
***
Даня много раз ночевал в лесу с Мэглином. И с Йуллийель, и с Эллениль, и с родителями. Но одно дело — ночевать с кем-то, а другое — устраиваться на ночлег самому.
Когда они с Серой прошли сухую часть пути, начались наплывшие черные грязи — они держали, как клей, как мед муху; волчица вязла в них, а на предгорья опускался вечер.
Выкарабкиваясь из очередной трясины, Даня понял — пора останавливаться. Впомнив уроки следопытов, отыскал нишу под камнем, проверил направление ветра, уложил волчицу, улегся сам, не зажигая огня.
Мальчик потерял присутствие Йул. И другие голоса потеряли его тоже, как будто тот, который был белоснежным и прохладным, отсек тот, который так понятно и отчетливо разговаривал. Но от каких-то бесед Анариндил не отказался бы. Правильно ли он делает? То, что отец или Мэглин могут погибнуть, Даня не верил. А скорее, всем своим детским пока сердечком, которое в этом походе подернулось самой первой воинской кольчугой закаленности и решительности, он был убежден, что его родные обязательно уцелеют.
Он был голоден. Когда накатил вал горячей воды, его тоже ударило и обожгло, но его защитила и одежда из хорошей замши в несколько слоев, не жаркая для лета, не холодная для осени или весны, а также легкие доспехи, сработанные для него по размеру. Эльфинит хотел пить, но когда спустились сумерки, было уже поздно искать себе что-либо. Он поймал пару улиток, которых когда-то они с Мэглином на спор пожарили и съели… но сейчас не было огня, и разводить его не стоило. Сырые, живые, улитки не вызвали никакого аппетита.
Повозившись, Даня зарылся в серую пушистую шерсть, уснул, вспоминая перед сном своих первых поверженных врагов — окровавленные морды варгов, откушенные головы орков, растерзанные тела.
И конечно, долго мальчик не проспал. Он встал почти затемно, подремав совсем немного — просто чтобы восстановить силы.
Больше всего хотелось пить.
Пошел крапкий летний дождик, который обещал стать грозой; Даня слизывал капли с широких листьев, пока не приметил речку. Здесь он немного отмылся, напоил Серую и пошел дальше — к серым уступам Мглистых гор.
Он уже очень устал, в желудке урчало; мальчик присматривал корягу, чтобы попробовать поймать сома, как вдруг…
***
— Мама!
Эйтар появился, словно из-под земли; схватил обоих — Ольву и Анариндила, которые ревели в три ручья каждый, обнимаясь изо всех сил. Накрыл широким плащом, почти взял на руки — обоих, и повел в стан, окликая попутно стражу.
Загремело; тучи, собиравшиеся с вечера, наконец, прорвало роскошным ливнем с молниями и громом. Проливной дождь начал понемногу смывать черную грязь долины вокруг Келед-Зарам, замутил серебряной рябью поверхность озера, унес запахи гари и страха.
========== Глава 33. Свобода ==========
Весь стан поднялся.
Эльфы и гномы окружили шатер Галадриэль, где находился Даня. Серая варжиха лежала снаружи — но и она вызывала такие трепет и почтение, что была обласкана, накормлена и уложена на нарядную подстилку, а теперь стеснялась и закрывала тяжелой лапой половину морды, поглядывая любопытным оранжевым глазом вокруг.
Дамы накинулись на Анариндила, желая его отмыть, переодеть и накормить. Главное он уже выкрикнул звонким голосом — Трандуил жив, но его надо спасать. Мгновенно собранные отряды столкнулись с затруднением — вести их мог лишь сам Даня, так как следили за передвижением отряда орков его варги. И толком показать, куда следовать, Анари не мог, мог только провести сам — с помощью Серой.
Ольва была не в состоянии отлепиться от сына, но кое-что в его словах, в манере держаться навело ее на новые мысли. Она отдала приказ Эйтару и Лантиру и вышла из шатра, вытащив с собой и Галадриэль.
Великая эльфийка, маг и воин, возмутилась было, так как ей ужасно хотелось искупать и причесать сына Трандуила, но Ветка в момент вернула ее на землю суровым вопросом:
— Запасная детская одежда есть? Дане по росту?
Эльфийка подскочила и засуетилась. Это была проблема.
Чуйка подсказала Ольве, что ее ребенку больше не грозят пенные игры с утятами и щенятами в огромном корыте в компании умиляющихся женщин. Он прошел боевое крещение и нуждался в опоре молодых воинов, которые помогут ему принять новое положение дел и шагнуть к своей стезе — витязя и принца.
— Бойся своих желаний, — проворчала Ветка. — Хотела же, чтобы дети видели настоящую жизнь? Пожалуйста, Анари досталось полной лопатой.
Походила около шатра, подумала. С совсем молодыми были определенные проблемы. Но вроде бы кое-кто из относительно молодых имелся.
Пришел и Торин — на сей раз вздет в доспехи, в короне, при полном параде.
— Что же. Не все так дурно, верно, Ольва?
— Спасибо тебе, узбад. За все.
— Полно. Телохранителя своего благодари.
Ветка кивнула гному и тихонько вернулась в шатер.
Анари стоял в медном чане, наполненном теплой водой, и, не останавливаясь, рассказывал что-то внимательно слушающим Лантиру и Эйтару. Парни оттерли от Анариндила черную грязь — стали видны синяки, но ран или переломов не было. Ветка сглотнула, мысленно прижала куриные крылья поплотнее к бокам и мысленно же растопырила корону Повелительницы на голове. Подошла ближе. Трое заговорщиков… иначе и не сказать — все трое почтительно замолчали.