— Боюсь, что нет, — еле слышко прошептала Галадриэль. — Я изучала зелье, которое придумал Гортхаур. Для него нужна живая кровь… живая кровь эльфа, мужчины. В плену у Саурона, видно, много лет уже томится кто-то из эльфийских витязей… силы человека или тем более орка не хватило бы для такого, только мощь истинного эльда… светлого и неискаженного…
Ольва вздрогнула.
Темные своды, покрытые скользкой слизью… свет факелов…
Светлый силуэт с длинными волосами…
Сбитые в кровь руки, колени, поскольку встать во весь рост пленник не может…
Цепи и кандалы, удерживающие тело, но не дух…
Руки Трандуила подхватили Ольву, у которой закружилась голова. Ее затошнило, реальность поплыла; Владыка прижался губами ко лбу жены, возвращая ее.
— Кто из сильных нашего мира может томиться у Моргота столь долго? Келебримбор?.. — проговорил Элронд. — Темнейший говорил, что Келебримбор погиб после неимоверных пыток, сломивших его волю и заставивших предать тайну Колец… но… если болью и страданиями Темнейший извратил волю Келебримбора…
— Келебримбор… или, может… Финрод… в Арменелосе Саурон делал страшные вещи, — сказала Галадриэль сдавленным голосом, нервно теребя одно из своих колец. — Человеческие жертвоприношения происходили каждую полную луну. Страшные жертвоприношения, но, когда Эру пожелал уничтожить храм, Саурон уцелел… все мудрые понимали, что прячет Гортхаур нечто еще более ужасное. Его опыт, знания росли. Он погибал и расщеплялся… но, как он и сказал, вновь и вновь возрождается… иногда для этого нужно время, иногда какая-либо заимствованная сила… а я никогда не верила, сердцем не верила, что Финрода мог загрызть какой-то волк… — Галадриэль так же, как и Ветка, ослабла и осела; Элронд подхватил ее.
Ветка перестала понимать диалог, имена ей были незнакомы.
А думала Ольва свое.
— Не простив Лютиэнь, впервые лишившей его телесности, — с гневом сказал полуэльф, — Саурон и до сих пор ненавидит женщин и мстит им. Бедная Тауриэль, плен у орков и насилие сломило, исказило ее, и она сама отправилась навстречу такой страшной участи…
Ветка пришла в себя и выпрямилась.
— Ри, я хочу догнать Келеборна. Хочу быть с Даней в Лориене. Вы с Торином здесь разберетесь сами.
— Они уже давно в пути, а гончего листа не осталось. Я не позволю тебе ехать, тем более, что и воинов я не смогу тебе дать. Ни я, ни Галадриэль. Ослабив здесь стан, мы поставим под угрозу всех, и тех, кто уехал, тоже. Очень скоро Келеборн въедет в Золотой Лес и все они будут в безопасности.
— Послушай… — быстро зашептала Ветка, — я понимаю его, его мотивы, его поступки. Он хочет показать себя. По-своему он нуждается в обществе… если угодно… нормальных существ, не искаженных. Орки — они же как муравьи при матке. Идут только за тем, кто управляет, сами по себе, без предводителей, они туповаты. Они не понимают прекрасное, не способны оценить все мастерство, пусть и темное, Гортхаура… он готовится к ужину, он хочет потрясти и очаровать вас… нас. Он не будет заниматься мной. До Лориена рукой подать. Балрог — хорошая ставка, особенно если он смекнет, что Даниил недостижим. Ну и я быстренько доскачу и тоже в Лес спрячусь. Что плохого?
— Едва Ольва въедет в Золотой Лес, она будет в безопасности, — подтвердила Галадриэль. — И даже без листа добрый конь донесет ее туда довольно скоро, по крайней мере, она догонит Келеборна и его отряд.
— Давайте не будем тратить время, — Ветка встала. — Я заберу Лантира. Я в кольчуге. У нас будут Гест и роханский Серый. Это добрые кони. Я не хочу больше видеться с Сауроном, я хочу быть со своим сыном. Зря я с ним не поехала сразу…
Трандуил покачал головой.
— Не могу решиться. Мне что-то не нравится.
— Мы просто сядем и поскачем, — сказала Ветка. — Орки все равно подходят с другой стороны. И морн улетел на восток, а мы поедем на запад. Они попросту не могут оказаться возле Лориена с той стороны. Отпусти. Пожалуйста.
— Что же, — медленно проговорил Владыка. — На моей памяти ты впервые хочешь уехать оттуда, где грядет сражение, туда, где безопасно. Скорее всего, это правильно. Сердце мое неспокойно, но — ради нашего сына — поезжай.
Ольву сдуло во мгновение ока.
Она выскочила наружу… затем вернулась, на миг повисла на шее своего Владыки с поцелуем и вышла уже окончательно.
— Лантир, готовь коней. Мы едем следом за Келеборном.
***
От Мэглина или Эйтара всегда исходило тепло.
Лантир же, несмотря на уникальную даже для нолдо красоту, все время выглядел так, как будто у него во рту находилась живая лягушка. И от него веяло холодом.
Ветка скакала и думала о том, что могла бы выбрать вот хоть Иллуира, хоть самого Иргиля, но что-то в тот момент, когда она приняла решение отпустить Эйтара с Тиллинель и детьми, ей никто больше не пришел на ум. Да и Лантир там околачивался рядом, просто подвернулся под руку.
С Лантиром она не чувствовала свободы. А ну как надо будет остановиться и пойти в кустики? С лаиквенди такие фокусы происходили вообще без какого-либо внимания к событию. А Лантир, казалось ей, будет осуждать все — неуместность момента, неподходящую высоту куста, недостойное жены Трандуила направление ветра, не ту звезду на горизонте и сам факт наличия естественных потребностей тела…
Как рассчитывала Ольва, с переходами на рысь и отдыхом для лошадей, они нагонят Келеборна и всех тех, кого он защищал, часа через три, может, четыре. А к закату, когда Саурон обещался прибыть к ужину, все, уехавшие с лордом Золотого Леса будут уже в Лориене. Там стража, там защита доброй магии.
Лантир, неодобрительно сверкающий всеми деталями доспехов, скакал на роханском Сером. Синий плащ полоскался по ветру. Ветка ощутила досаду — Серый отставал. Лантир взял тяжелый щит, длинное копье, лук, полный колчан стрел. «Вот зачем? Все вместе он все равно не сможет использовать, а лошадь перегружена. Еще и в металле весь». Сама Ветка по настоянию Галадриэль была в легком шлеме, мифриловой кольчуге, с мечом у бедра.
Гнедой, несколько сбросивший за время похода, подыгрывал от избытка сил.
— Ничего, — сказала Ветка вполголоса, — нагоним. Если что, брошу Лантира. Не потеряется.
***
В стане, покинутом Веткой, тем временем шли приготовления.
То, что должно было произойти на закате, разъяснили абсолютно всем оставшимся бойцам. Здесь и вправду не осталось слабых — Балина, Бус, Трорина и Ирис отправили вместе с Синувирстивиэль, детьми, Мэглином, Фириэль и Келеборном; прочие же наугрим были закалены подобно своей боевой стали. Среди эльфов также каждый был бойцом, многократно проверенным в сотне сражений.
Лагерь украшали огнями и цветами, выставили новый легкий шатер с длинным столом. Все воины были в доспехах, но и в нарядных плащах, словно предстоял не бой, а праздник. Бард с Илсом и несколькими эльфами из Ривенделла, сведущими в управлении стрелометом, были возле этих сооружений перед Восточными воротами Мории.
Отдельный совет держали Торин, Фили, Кили, Леголас, Трандуил и Элронд, Галадриэль и Гэндальф.
— Отчего же ради Ольвы Льюэнь народы пошли на великие жертвы, — грозно говорил Торин, — а ради Тауриэль никто не готов? Вы что же, все поджимаете хвосты? Кили принц, а Тауриэль — твоя подданная, Владыка Трандуил. И ты готов отступиться от возможности ее спасти?
— Есть разница между Ольвой и Тауриэль, узбад, — сказала Галадриэль. — Тауриэль пошла к Темнейшему по доброй воле! А это меняет все.
— Просто никто не сумел помочь ей, — крикнул Кили. — Тауриэль попала в плен, она была потрясена! Должен ли я тут кому-то напоминать, что деве эльфу почти невозможно пережить насилие? Она скрывала свою боль, и никого, кто был бы ей другом, не оказалось рядом!
— К тебе она тоже не очень-то бросилась, — сухо сказал Леголас. — Не знаю, о какой помощи ты говоришь, но Ольва, Арагорн и… Эйтар оказались и были рядом. И даже Радагаст вначале. Вызволили ее от орков.
— Эйтар! Насильник! — выкрикнул Кили. — А ты сам!..
— Я тебе все уже сказал, — коротко выговорил Леголас. — Я пытался помочь. Я пел ей, звал ее фэа.
— Мы больше не говорим о том, что привело к нынешней ситуации, — обрубил Элронд. — Не осуждаем друг друга и не позволяем распрям овладеть сердцами. Нам надо понять, что делать теперь. Это мы и решаем.
— Послушай, принц Кили, — сказала Галадриэль. — Я знаю Аннатара… мне уж кажется, я знаю его столько, сколько живу сама. То, во что он вторгся, не останется неизменным. Что ты хочешь получить — безумную, опустошенную, окончательно потерявшую себя Тауриэль? Ты станешь кормить ее с ложечки до конца ее дней? Стражница… принцесса наверняка поняла свою ошибку, но, видимо, слишком поздно. Меня очень тревожит ее плод. Если уже теперь он говорит голосом Майрона и обладает такой силой… мы столько раз бились, изгоняя и уничтожая Темнейшего, и вот теперь он может вернуться во плоти и восстановив свою мощь. Прости. Тауриэль надо убить.
— Нет! — крикнул Кили. Леголас, сжимая лук, молча смотрел вниз.
— Ей нельзя дать выносить и родить. Если бы Эйтар, которого ты, принц Кили, назвал насильником, не… решился бы на то, что он сделал, она уже была бы мертва. Мертва и все. По сути, и теперь она уже мертва, — тихо сказала Галадриэль. — Смирись.
— Я виноват, — сказал Трандуил. — Мне следовало подумать, когда я выдавал ее замуж тогда.
— Я тоже мог не принимать эльфийку в свой род, — буркнул Торин. — Понятно же было, что ладно не будет. Но как и Ольва, Тауриэль оказалась с нами с самого начала. Она была с нами, когда мы пытались удержать драконов внутри Эребора. Была с нами и позже. Вот и подумалось… может, у них с Кили что-то и выйдет…
— Все вы тогда были помрачены, — сказал Элронд. — Не буду говорить, кем и как. Великие силы пробуждались и переворачивали мир. И думаю, переворачивали его, возвышая людей, ведь Ольва человек. Им мы оставим Арду. Но лишь тогда, когда выиграем решающий бой с Гортхауром. А чтобы выиграть его, мы не можем дать Темнейшему возродиться. Он так радуется плоти, что показал себя немедля. И это его слабость. Затаись он… мы не знали бы, что происходит. А то, что мы переживаем сегодня, здесь — это лишь следствие тех событий. Они завершаются именно теперь. Ошибки исправляются, все делается таким, каким назначено. Но… то, что Тауриэль покинула Дейл и попала в плен к оркам, никак нельзя было предугадать. Принц Кили… твоя скорбь понятна.
Галадриэль и Гэндальф согласно наклонили головы.
— Леголас, Кили. Если вам тяжело то, что, возможно, произойдет сегодня вечером, я отошлю вас, — сухо сказал Трандуил. — Надеюсь, узбад поддержит мое решение. Я не хотел бы, чтобы в решающий момент кто-то из вас бросился бы на помощь Саурону лишь потому, что Темнейший сумел воспользоваться телом Тауриэль. Обдумайте свои силы.
— Это не шутки, — грустно выговорил Гэндальф. — Это взаправдашняя правда. Некромант набирает силу, и мы не можем позволить этому происходить.
— А Аркенстон… — сказал Торин. — Помнится, и тогда это камень был с нами. Когда я предлагал его в качестве выкупа за Ольву Льюэнь. Брал бы, чего уж… Теперь, думаю, камень все же отойдет тому, кому он назначен.
— Великий риск, — сказал Гэндальф.
— Да, — согласился Трандуил. — Мы рискуем, и рискуем сильно. Но… мы с узбадом были там, в подземельях Мории. Мы были в Мордоре. Нам кажется, наш план — это единственный шанс отыграть у Гортхаура хотя бы очко.
***
Лантир погонял Серого, с досадой глядя в спину Ольве Льюэнь.
Та очевидно желала ускориться - и ее конь ей это позволял.
В какой-то момент показалось, что впереди уже мелькнул край повозки, блеснули шлемы сопровождающих воинов — и Ольва, уже не оглядываясь на своего временного телохранителя, выслала гнедого жеребца в полную силу. Лантир ругнулся на синдарине, собрал Серого строже и сжал его ногами без жалости, совершенно не считая нужным оставлять ненормальную Ольву Льюэнь без надзора.
Морн рухнул на него сзади, выбив из седла и проскрипев страшными когтями по доспехам, однако не пробив их. Падая, Лантир успел крикнуть:
— Ольва! — и бросил копье, но оно задело морна лишь вскользь.
Морн тем временем разделалася с Ольвой и заходил на второй круг. Лантир побежал к Повелительнице — она лежала на земле под упавшим Гестом, который катался, силясь встать.
Морн, направляемый всадницей, нападал — пытался укусить, шипел, раззявливая пасть, полную ядовитых зубов. Лантир прикрывался щитом. Достиг Ольвы, дернул Геста за повод, вынуждая его подняться на ноги. Оглушенная Повелительница лежала, не шевелясь.
Морн отступил; всадница спрыгнула с него и медленно пошла на Лантира.
— Что же, давай выясним, насколько хорошо рыжая девчонка дерется. Или, может, ты просто пойдешь прочь? Мне нужно лишь поговорить с Ольвой. Простая приватная беседа. Я соскучился. Нам… есть что вспомнить.
Лантир встал, утвердившись для боя — краем глаза заметив, что Ольва все же пришла в себя и садится.
Изготовил меч.
— Ой, как страшно, — процедил Аулендил Аннатар. — Ты жалок, телохранитель. Ты не веришь в то, что защищаешь. Брось ее.
— Ольва, — спокойно выговорил Лантир. — Бери Геста и скачи прочь, скачи к деревьям.
И бросился вперед.
Саурон также выхватил меч. Сталь ударила о сталь — бой завязался.
Тауриэль никогда не была сильной мечницей, но тут ей помогал великий дух внутри нее — маг и воин, прошедший тысячи битв. Меч Аннатара тяжел, но и рука уже не являлась только лишь женской…
Ветка встала, и…
Она могла схватить коня и ускакать. А могла ввязаться в бой и помочь Лантиру. А могла ускакать, да…
Ольва Льюэнь тоже вынула меч из ножен и бросилась вперед.
Морн вырвал брюхо Серому и крался теперь за Гестом, который взвизгивал, крутился, но не убегал…
— Это неверное решение, Ольва, — сказала Тауриэль голосом Саурона. — Говорят бежать — беги. Когда же ты научишься слушаться мужчин?..
Майрон внезапно бросился вперед — обманным маневром сбил с ног, ранил Лантира, который упал на колено, и занес меч для того, чтобы поразить Ольву. Ольва вскрикнула и открылась, пытаясь прийти на помощь воину… но Лантир успел вскочить и принять удар меча Саурона. Сила Аннатара была столь велика, что пробила доспехи, пронзила телохранителя насквозь; из-под металла хлынула кровь, Лантир упал.
Ветка вскрикнула.
Саурон коротким резким ударом выбил из ее рук меч — оружие отлетело далеко в кусты.
— Я же сказал ему не соваться… я просто хочу поговорить, — Саурон опустил меч. — Скучно все знать наперед. Эти нолдор такие предсказуемые… когда невозможно драться на равных и побеждать, они шикарно жертвуют собой.
Ветка отступала.
— И ведь ты знаешь, — задушевно выговорила Тауриэль знакомым мужским голосом, — эта жертвенность никогда не надоедает. Когда мой меч пробивает грудь воина, когда его глаза закрываются, а чело бледнеет, слабеют руки, падает оружие… это красиво, Ольва. А я люблю красоту, ты помнишь?
Лантир, шатаясь, поднялся — встал на одно колено, натянул лук. Первая стрела чиркнула по доспехам Саурона, но вторая нашла крошечную щель в сочленении у плеча и вонзилась в плоть…
Аннатар развернулся, в один шаг достиг Лантира и вонзил меч еще раз. Повернул клинок. Лантир снова упал, дернулся и затих, раскинув руки.
Ольва закрыла лицо ладонями.
Мир стал черно-белым и немым.
Как немое кино.