Уже к вечеру того же дня Келеборн, поначалу оставшийся в Золотом Лесу, явился с подводами, тканями и свечами, факелами и нарядами. Поставили новые прекрасные шатры, установили длинные столы, которые накрыли шелковыми скатертями в пол.
— Будет пир в честь победы? — спросила Ветка у Трандуила.
— Будет пир, — уклончиво ответил тот. — Завтра после полудня, когда мы отдадим дань скорби тем, кто ушел, будет великий пир, Ольва. Что, отпустишь Эйтара в Дейл?
— А он сам хочет туда?
— Нет. Месяца в год ему покамест достаточно, — задумчиво проговорил Трандуил. — Пока — если Тиллинель не понесет, а ведь такое теперь снова случается у эльдар. Есть одно верное сердце, которое сможет его сменить возле тебя, которому я всецело доверяю.
— Ой, не надо Иргиля! Его за соком точно не попросишь сгонять! Я его боюсь!
Трандуил рассмеялся.
— Верно, я думал о нем. Даэмар не годен, он зачахнет, так как слишком любит свободу. Иргиль предан так, как сложно даже вообразить. А Лантир?
— Не знаю, — проговорила Ветка. — Я не знаю, как ему будет лучше, но точно не возле меня.
— Но возле меня. Я уверен, он хотел бы снова стать моим оруженосцем. Но не будем заглядывать так далеко. Нам подвластны любые решения. Да и Лантир должен восстановить силы и осознать свою вторую жизнь. А пока мы отдохнем и славно попируем. Дейл, Ривенделл, Лориен и Эрин Гален будут приветствовать молодоженов.
— Ребята они не очень публичные. Может, не надо их выставлять напоказ вот так? — задумчиво сказала Ольва. — Может, они бы хотели дома, потихонечку…
— Будет так, как уже решено.
Позже Трандуил, Леголас, Эйтар, Тиллинель и пока что полуживой Лантир — и Торин с Кили долго обсуждали что-то в отдельном шатре. Ветка, зная, что, скорее всего, речь пойдет о похоронах Тауриэль, согласилась не присутствовать… и провела это время с Виэль, Даней и Лаириэль.
Переговорщики с большим трудом достигли общего мнения. С Тауриэль простились на закате, возле самых стен Мории, но все же не внутри, а снаружи. С ней же погребли и павших гномов. В этом месте у серых скал Галадриэль посадила вьющиеся жимолости и прекрасные ломоносы, которые должны были со временем укрыть скалу над могилой. И отчего-то, когда тело бывшей лихолесской стражницы оказалось в земле, все словно вздохнули свободнее. Даже временный сосуд, содержавший Саурона, тяготил живущих.
Кили остался здесь на ночь. А Леголас, Тиллинель, Эйтар и Лантир до самой полуночи жгли костер на берегу речки. Затем телохранитель и тайли вернулись к своим обязанностям, Лантир перебрался в шатер, Леголас отыскал Арагорна, и нежданные приятели до самого утра обсуждали свой маршрут в Дикие Земли.
На рассвете Леголас сказал Арагорну:
— Я думаю, я никогда не смогу водить дружбу с гномом. И не собираюсь возвращаться в Лес, если только не потребуюсь отцу или брату с сестрой. Моя дорога теперь пойдет рядом с твоей, а сам я собираюсь жить и воевать вместе с людьми — против Тьмы в любом ее виде.
Элронд, Келеборн, Галадриэль, Бард, Виэль, Гэндальф, Трандуил и Ветка также долго не спали. Мудрые быстро пришли к пониманию того, что просил Саурон у Ольвы, что он поручил ей отыскать. Сама Ветка беседы с Темнейшим помнила не так четко, как хотела бы, и подтвердить их догадку не смогла.
— Значит, он что-то чувствует, — задумчиво сказал Гэндальф. — Единое Кольцо где-то появилось на свет. Время схватки за него близится неумолимо. И более того, Ольва либо касалась кольца сама, либо разговаривала с тем, кто сделался его владельцем, может, не ведая, какой силой обладает. Гортхаур обратился именно к ней не зря — значит, он понимает, что ей по силам такое поручение.
— Я не собираюсь для Саурона ничего искать, — решительно сказала Ольва. — Даже ради возможности вспомнить, что же за витязь томится у него в плену.
— Мы не все делаем, подчиняясь разуму, — усмехнулся старый маг. — Тебе ли, Ольва Льюэнь, не знать этого. Будем осторожнее, чем когда-либо.
В самые темные часы пред рассветом правители своих земель разошлись спать; только галадрим, как тени, бродили по поляне, развешивая фонарики, выставляя длинные лавки, подготавливая корзины снеди. Ветка мельком подивилась пышности приготовлений — но, едва руки Трандуила коснулись ее, забыла обо всех тревогах. Пусть снова ненадолго, но они остались одни.
========== Глава 45. Повелительница ==========
Ранним утром Ольва лежала в постели, перебирая пальцы Трандуила. Она обожала, когда муж был в перстнях — но увы, перед боем он их снимал. Перед тем, как эльфы вошли в Морию, он снял перстни… и пока не было случая их поискать, уцелели ли.
— Ри… я хочу пройтись по лагерю. У меня есть пара вопросов к тому, что происходит.
Владыка приподнял голову. Посмотрел на Ветку.
— Не советую.
— А, значит, я не ошиблась. Что же, может, ты сам скажешь мне, что происходит?
Трандуил помолчал.
— А куда ты собралась?
— О, у меня обширные планы, — усмехнулась Ольва. — Ты желал меня уберечь от неудобных и неприятных бесед, подставил Эйтара, но вот в чем дело. Десять лет ты каждый день повторял мне, что я теперь Повелительница и несу ответственность за все, что происходит с нашим народом. Леголас не сын и не пасынок мне, но я несу ответственность перед ним за то, что случилось. Кили больше не мой народ, но я несу ответственность и перед ним. И перед родом Дурина. Поэтому я все же поговорю с принцами. Да, я сперва хочу найти Леголаса, а затем я пойду к наугрим. И… и…
— Договаривай.
— И если они отторгают меня, пусть скажут об этом прямо. Кое-что наводит меня на такой вопрос. Да, Эребор больше не принадлежит Торину. Я не принадлежала и не принадлежу Торину. Я хочу узнать, кто я теперь, если не дочь наугрим, принятая ими в бою на равных. И какие у нас нынче обязательства.
— Ольва, — совсем тихо сказал Трандуил, — тебе все еще нужны подсказки? Чтобы определиться, кто ты? Ты когда-то сказала сама, ты — русич. И никаких подсказок тогда не требовала. Неужели Эребор и… убежище в сердце Торина Дубощита было настолько важно для тебя?
— Ри… я да, я русич, я жена и мама. А еще… я немножко воспитанница Саурона. Все понято и принято. Что возможно, прощено. Даже Фириэль рассчиталась за все сполна, и я рада, что никто не оказался обязанным ее карать. Но меня вносили в списки наугрим Одинокой горы, Балин вносил. И Торин отдавал меня тебе замуж. Ты мне должен украшения, кстати, если надолго оставишь, я все помню. Ты хочешь это все просто замолчать, точно и не было? Прости, но я пойду.
Трандуил помолчал.
— Пойти с тобой?
— Нет. Это мои разговоры. Я же могу… без тебя? Как делает Галадриэль?
— Хорошо, — сказал Владыка. — Я не буду тебя останавливать. Хотя учти, я немного не Келеборн, при всем моем к нему уважении.
Ветка была уже одета. Остановилась у выхода из шатра.
— Ри, что все же происходит?
— Хорошо, — Трандуил встал и потянулся за покрывалом — укрыть наготу. — Завтра будет тризна, такая, как бывает принято у наугрим. Пир, который готовится — он в честь Балина. Балин утратит силы и жизнь, а еще, когда орки напали на повозки возле Лориена, в него попала стрела. Великий мудрец рода Дурина, который долгие годы помогал Торину в его свершениях, уходит, и желает быть похоронен здесь, в Мории. После пира мы попробуем установить плиты для саркофага в зале Мазарбул — это одно из его последних желаний. Попробуем, несмотря на балрога. Имеется в виду, что я его уболтаю…
— Но Балин же еще жив! — воскликнула Ольва. — Я видела его, когда мы возвращались сюда, в стан…
— Да, Виэль перебинтовала его и дала сильные зелья, чтобы он выдержал завтрашний пир. Свою тризну. Затем целительница вытащит орочью стрелу и Балин умрет.
— А это нормально, на таком… мероприятии… играть и свадьбу? — прошептала Ветка.
— По меркам наугрим, более чем. Это честь и уважение патриарху, завершающему путь земной. Точнее, выражение максимального почтения. Он благословит молодых. Ты права, Эйтар и Тиллинель хотели пожениться позже и в других условиях. Но я… я лично просил их сделать это тут. Кроме того, пока здесь Леголас и Лантир. Кто знает, как потом этих детей расшвырет судба, — прошептал Трандуил. Как обычно, покрывало с постели село на нем царственной мантией. — И соберутся ли они еще хоть раз вместе…