— Да, я медленно, но смекнула, что они много значат друг для друга… что они когда-то были детьми и росли вместе… охохо. Ри. Не надо меня беречь. Я крепкая девочка. Не надо успокаивать и лишать меня моих кошмаров. Пожалуйста, услышь меня. Если не веришь до конца сам, спроси Глорфиндейла. Он знает.
Трандуил колебался.
— Ну что же… если ты настаиваешь… ступай, Ольва. Я тебя предупредил. Я не делал бы этого… пожалуй. Но — ступай.
— Где завершается один путь, там начинается другой, — бормотала Ветка. Где-то она слышала это, или читала… или Двалин, вкусно называвший ее лапушкой, что-то рассказывал, когда был уверен, что она навеки останется в Эреборе, втолковывая правила и обычаи наугрим… — Где завершается одна жизнь, начинается другая, и торжество огня над металлом, жизни над смертью да будет вечным… ох, Балин, Балин, а я могла бы догадаться, хоть посидеть с тобой в обозе… как-то события закрутились, слишком быстро. Теряю хватку… ничего не успеваю.
Первой на ее пути попалась палатка, где обитал Лантир — неподалеку от жилища лориенской целительницы, которой Виэль передала контроль за воскрешенным. Ветка, не испытывая ни малейших сомнений, сунулась внутрь.
— Лантир!
Нолдо подскочил.
— Прости меня.
— Ольва, — недовольно выговорил эльф, — за что прости? Если за то, что я защищал тебя — это весьма оскорбительно телохранителю. Если за то, что разбудила — принимается. Это все?
— Скажи, где и кем ты хотел бы служить? Вот в идеальном раскладе?
— В идеальном раскладе тебя не было бы в Лесу, и я служил бы Трандуилу, собственно, как оно и было, — проворчал Лантир. — Но. Есть то, чего я желаю. Я хочу быть вторым тайли Анариндила, несмотря на твое присутствие во дворце. Принц — невероятный. Я не буду мешать Мэглину и не смогу его заменить, но…
— Принято, — сказала Ветка. — Выздоровеешь — приступай. Мне всегда было приятно на тебя смотреть. Ты очень красивый, Лантир, а если бы выражение лица…
Нолдо неожиданно закрыл лицо двумя ладонями.
— Можно не надо про внешность…
Ветка осеклась.
— Прости… я не хотела…
— Ты никогда не хочешь. Но получается, как получается, — жестко сказал Лантир, отнимая руки. — А теперь я могу еще немного отдохнуть?
Ветка попятилась. Нет, подружиться с этим парнем никак не выйдет…
И тут Лантир вроде бы смягчился.
Вроде бы.
— Ольва… если что… если ты вдруг опять чего-то недослышала или не поняла. Поединок с Сауроном — большая честь. Мало кто удостоен боя с ним один на один. Фириэль отдала свою жизнь не только за красивый нос, но и за нечто более великое — это светлая капля в общей войне с Темнейшим. Важно было, чтобы воин, сразившийся с Гортхауром, остался жить. Да, это оказался я. И да, моя признательность ей… и тебе за такую возможность — невероятно велика. Я даже почти примирился с тобой, но после того, что я видел перед… смертью, мне еще очевиднее твоя связь с Барад Дуром. Я буду рядом с тобой, Анариндилом и Трандуилом на тот случай, если потребуюсь. Ты меня хорошо поняла?
Ветка посмотрела прямо в глаза нолдо.
— Поняла. И чтобы и ты меня понял хорошо, говорю — если решишь убивать, смотри в глаза.
И вышла.
Пыхтя от гнева, Ветка примчалась на берег реки. Здесь, как и ожидала, она застала Леголаса и Арагорна. К ее изумлению, всегда подтянутый и собранный принц был несколько пьян — как и человек, составлявший ему компанию.
— Леголас?..
— Ольва?.. Садись… у нас еще осталось пиво.
— Ты успеешь прийти в порядок к началу тризны?
— Я да.
— Мы не ждали тебя, — сообщил Арагорн, пытаясь подняться.
— Ну хоть кто-то скорбит по-человечески, — прошептала Ольва, усаживаясь на край плаща, предложенного ей Эстелем.
— Ты зачем тут? — выговорил Леголас.
— На всякий случай. Я не знаю, что сказал тебе Эйтар. Я не вмешивалась в ваши беседы. Но я там была. И истари был. Ничего другого нельзя было сделать, чтобы Тауриэль жила, — решительно выговорила Ольва. — Если есть виноватый, то это я.
— Какая теперь разница, — сказал Леголас. — Все вышло… так… так… я должен был иначе повести себя в Ривенделле. Просто забрать ее и скрыть в Лесу. Сделать своей. Я скорблю об этом. А я поступил…
— А ты поступил, как принц, — сказала Ветка.
— И я ему говорю то же самое, — согласился Арагорн.
— Теперь другой будет помнить, какая она, — выговорил Зеленолист. — Другой. Эльф. Будет помнить. А я — нет, только ее шепот и поцелуи. Она так больно погибла. А еще я не могу простить отцу.
Ветка растерялась.
— Что?.. что, Леголас?
— Леголас, — предостерегающе выговорил Арагорн.
— Все. Что он убил ее. Что проплыл на плотах мимо, хотя видел орков — так торопился за тобой, что не остановился, — горько сказал Леголас. — Что выдал замуж за Кили… торопясь за тобой в Эребор. Что у него не было времени остановиться и присмотреться ко мне и к Тауриэль. Быть может, помочь нам. Не могу простить за один разговор в прошлом. Когда он сказал мне, что те, кто дружат с детства, не могут жениться, у них, по его словам, навсегда иная связь. И Тауриэль не сможет меня полюбить, потому что я ее друг. А ведь оказалось, что Эйтар и Тиллинель… и неважно, сколько лет прошло… я потерял всех, всех друзей детства, всё… а еще не могу простить, что у него… у вас… есть Анариндил. Странно, брата и сестру я люблю, очень люблю, но отца простить не могу. Я помню мать и сестру. Родную, не сводную. Я старался. Не мешал вам. Извини, Ольва, во многом я думаю, как Лантир. Поэтому я ухожу. Лес изменился с тобой. А я — нет, хотя и прожил менее лет, чем многие иные эльфы.
— А вот Лантир как раз остается, — сказала Ольва. — И ты, который потерял все и всех, мог бы тоже остаться с этим твоим последним другом — который, выходит, единственный не предавал тебя. Сохранить его. Леголас… это больно очень, все, что ты сказал. Если любишь Трандуила… никогда не повторяй этого ему. Пусть это останется только между нами. Чем я могу облегчить твою боль?
— Отец знает. Ему не надо слов. А боль… дороги облегчат, — сказал Леголас. — Они уже дали мне нечто новое. Арагорна. И его стезю. Я пойду к людям. Ты — не можешь помочь мне ничем.
Арагорн смотрел на Ольву строго и печально.
— Ольва… Зеленолист потом пожалеет.
— Ничего, — сказала Ветка. — Зато он выговорился. Слышать и знать правду — бремя правителя. Правительницы. Я думаю, Арагорн, и этот урок тебе пригодится.
— Я усмотрел тут иное, — спокойно сказал дунадайн. — Любой правде — свое время, Ольва. Я уложу принца спать и мы вовремя будем на пиршестве. Ступай… не беспокойся.
Ветка брела в сторону лагеря наугрим.
Если первые два разговора задались так ударно, думала она, что же ждет ее у гномов…
Выжить бы.
Остановилась, достала из сумочки на поясе черную эреборскую бляху. Подумала, надела на шею.
И, как она и предполагала, у гномов тоже мало кто почивал.
Здесь были выставлены дозорные. Однако суровый воин наугрим, узнав Ольву Льюэнь, тут же отвел в сторону топор на длинной ручке — пропустил без лишних слов.
Ветка, снова стриженая, в венке мз можжевельника, в длинном мшистом плаще, защищающем от утренней сырости, пошла по лагерю. Наугрим не улыбались ей, одеваясь для пира — все лучшее, множество золота из обрушенной пещеры, множество металла, кожи и тяжелого бархата, шкуры животных, цепи и оружие.
Вышел Гаин.
— Раз пришла, Торин зовет тебя. Он там, в шатре. Принцы тоже там.
И верно — в шатре, щедро подаренном Келеборном, на сундуках сидели Кили, Фили, Торин, Бус и еще один незнакомый Ветке, совсем юный наугрим. Здесь же стояло креслице на колесах, в котором, накрытый двумя меховыми одеялами, дремал Балин.