— Что привело Повелительницу Сумеречного леса к гномам? — спросил Торин. Где и каким образом он смог добыть точно такую же синюю рубаху, как была у него в Эреборе, Ветка не знала.
Посмотрела в глаза узбада.
— Я пришла поговорить с Кили.
— Ему уже все сказали! — рявнул Торин. — Его опозорили на все Средиземье, на всех углах обсуждая все, что же такое случилось с его женой!
— Ей надо было дать умереть? — терпеливо спросила Ветка. — Ты смог бы принять такое решение? Ты пробовал представить себя на… на моем месте? Я Повелительница. Все, что было там решено и сделано — моя ответственность.
— Что теперь говорить, — горько сказал Кили. — Тауриэль, моя мечта, спит у стен Мории, и, как обещала леди Галадриэль, прекрасные цветы вырастут на ее могиле.
— Твоя мечта без тебя обороняла Полуденный приют и ушла в Дейл, когда он пал, — сказала Ветка. Раз ее тут никто не жалел, значит, и она имеет право говорить правду? — Тауриэль сражалась с орками два года, потому что после того, как Даин закрыл Эребор, умерли и торговые пути между Дейлом и Одинокой горой, а стало быть, иссякла и поддержка Приюта. Дейл помогал как мог и принял беглецов. Эребор не помогал, сказать почему? Потому что там уже не было никого, родного Приюту, никого, с кем Тауриэль билась с драконами в подземельях Эребора. Кто понимал вашу любовь. И она пошла искать тебя. Одна. Кто отвечает за это? Я ли?
— Обвиняешь? — рявкнул Торин. — А какое право ты имеешь обвинять?
— Право подданной Эребора! — рявкнула в ответ Ольва. — Ты отдавал меня замуж и обещал поддерживать в случае нужды! Ты, не Даин! И Балин делал записи в эреборских свитках! Скажи, если это не так! И не повышай на меня голоса, Торин Дубощит!
Торин молчал, сжимая и разжимая кулаки — на одной руке была перчатка из тонкой кожи. Потом негромко сказал:
— Выйдите все.
— Но… — пискнул молоденький гном.
— И ты.
Ветка пригляделась — ого.
Холодно спросила:
— Невеста?
— Да, — бросил Торин.
— Это мое последнее желание, — очень тихо заговорил Балин. — Желаний, собственно, было так мало. Упокоиться в Мории, в месте моих последних надежд и сражений. И увидеть Торина Дубощита если не счастливым, то хотя бы женатым. Жена из рода наугрим принесет ему сына, я знаю. Мне многое ведомо перед самым концом.
— Балин, — сказала Ветка, бросаясь на пол — к креслу старца. Взяла его руки.
— Келлис все известно о тебе… о Дубощите, — точно так же едва слышно прошептал Балин. — Но идет замуж она за доброго правителя и воина из рода Дурина Торина Серебряную Длань. Еще вчера мы отослали в Эребор дубовый щит и Оркрист в знак того, что Торина Дубощита более нет под этими небесами. Мы не вернемся в Эребор. Даин не такой скверный правитель, как можно подумать, хоть и не любит инородцев. Мы пойдем в Чертоги Торина. Они… пойдут. Я буду спать тут. А жаль. Я бы еще побродил… побродил. Подышал бы морским воздухом, который веет над Синими горами.
Ветка ждала. Щеки ее были мокрыми.
— Что бы ни сказал тебе этот упрямец, — продолжил Балин, отдохнув. — Он всегда окажет тебе любую помощь. Свободен каждый из вас или в браке, вас связывает нечто намного большее, чем вы можете себе представить. Это клятвы, данные в Эреборе. И имена, внесенные в эреборские свитки. И я предвижу, вы еще встретитесь.
— Вряд ли, — сказал Торин.
— Не думаю, — сказала Ветка.
— Я отдохну теперь. А вы выясняйте, что собирались, — глаза Балина закрылись.
Келлис и не думала уходить, как и Бус, и два эреборских принца.
— Дядя, — осторожненько проговорил Фили. — Лично я Ольву люблю, ну как сестренку, и ссориться с ней не желаю. Да, Бус?
— Лес отказал мне и детям в приюте, — сказала та. — Наверное, дружбы нет более.
— Мне не в чем ее особенно упрекать, — сказал Кили. — Но и благодарить не за что.
Торин покосился на Келлис… затем откинул крышку сундука. Достал запыленный, почти поломанный надвое кевларовый шлем. И погнутую, но отыскавшуюся желтую диадему. Положил это все перед Веткой.
— Фили…
Фили подал шкатулку гномьей работы.
Ветка, как зачарованная смотрела, как Дубощит положил в шкатулку шлем, диадему, затем подошел к ней вплотную (металл, огонь, кожа, волчий мех), поднял руки и снял с ее шеи черную эреборскую бляху. Добавил к тому, что было в сундуке. Запер на ключ. Показал Ветке на ладони два ключа — и затем один сунул к себе в карман, а другой протянул ей.
— Обитая в Сумеречном Лесу, живя так, как требуют эльфы, не забывай, кто ты есть на самом деле. Кем ты пришла в наш мир, Светлана.
И протянул шкатулку ей.
Ветка посчитала до пяти, чтобы не упасть в обморок, затем взяла шкатулку и вышла.
========== Глава 46. Пир ==========
Ольва сама не знала, как ей удалось дойти до шатра. Ноги немели, а тяжесть шкатулки в руках казалась непомерной.
Перед шатром, все так же, в покрывале на голое тело, стоял Трандуил.
Ветка уставилась на него — не отдавая себе отчета, до какой степени ее взгляд напомнил сейчас Владыке тот момент, когда она пряталась за Сетом в незапамятные времена в Дейле.
— Это бремя Правительницы, — спокойно сказал король леса. — Ты пожелала принять его. Но самое главное не то, что тебе сказали. А то, что ты сама думаешь о себе и о событиях, за которые решилась отвечать.
— Ри… Фириэль меня травила. Леголас, оказывается, не любит. Торин теперь ненавидит. Любит и ненавидит, пощади Махал его невесту. Когда он коснулся меня… когда снимал бляху… мне показалось, что он готов меня удушить. И не душит из уважения к тебе. Лантир дал понять, что при случае убьет, если усомнится в эльфийской лояльности. Чем я тут живу? Чем? Что меня тут держит? Что меня вообще держит? Ты. Дети. А остальное…
— Тебя любят, — так же спокойно сказал Трандуил. — Тот же Глорфиндейл, на которого ты ссылалась. Ты не видишь, но Златой охотно выхватил бы тебя из моих рук. С того самого момента, когда он услышал иную музыку в чертогах наугрим. Но он понимает, что его неимоверно манит другой мир, не ты сама. А Мэглин? Эллет, сумевшие обрести детей. Их супруги. Синувирстивиэль. Галадриэль. Не нужно строить стен, Ольва, даже если у тебя было жестокое утро.
— Я оказывается, жила как раз за стенами, — прошептала Ветка. — За стенами из иллюзий и волшебного зелья…
— Что же, его не будет больше. Пойдем в шатер.
Ольва кивнула и вошла за Трандуилом в шелковое пристанище. Поставила шкатулку.
— Там мой шлем… в котором…
— Странный шлем странной всадницы, — сказал Трандуил. — Я помню его так хорошо, что мог бы нарисовать в точности — ты была в нем, когда появилась в стае варгов возле меня на Герцеге Голдшлегере.
— Диадема. И бляха.
— Торин уведет остатки своего отряда в Синие горы, — сказал Трандуил. — В созданные им и оставленные ради мечты Чертоги. Все правильно. Он не может более оказывать тебе покровительство. Он просто будет слишком далеко. И ему тяжело нести туда свою любовь к тебе. Он запер ее на ключ. Или думает, что запер. В любом случае, побратим прав. Ни желтая диадема, ни эреборская бляха тебе больше не пригодятся. Пришло время выбрать, Ольва.
Ветка уставилась на Трандуила, словно увидела его впервые.
— Ри… ты серьезно? Я сделала выбор очень давно. В стае варгов, около камней, на пути между Лесом и Дейлом. И между нами нет теперь никакой недоговоренности, хвала Эру. Но мне очень больно, что я… например… что я разрушила твои отношения с Леголасом. Что ты теряешь его.
— Я не потеряю Леголаса. Он просто избрал свою дорогу. Он слишком взрослый, чтобы чувствовать себя ребенком, старшим братиком рядом с Анариндилом и Йуллийель, но слишком маленький, чтобы мудро и спокойно принять перемены и сжиться с ними. У каждого своя боль, но все мы достаточно сильные, Ольва. И ты. И ты тоже. Что сказал тебе узбад?
— Что я должна помнить, кто я и откуда… Что я — Светлана Иванова.