— Вышло совсем недурно, — кивнул полуэльф. — Хотя и потери были велики. Саурон обрел телесность и снова лишился ее. Такие события надолго ослабляют Темнейшего. И все же не убивают его.
— Очень сложно убить того, — сказал маг, набивая и раскуривая трубочку, — кому мы сами невольно показали дорогу за пределы Арды. За пределы мира, сотворенного Эру.
— Ты думаешь, он будет черпать силы на родине Ольвы Льюэнь и возвращаться вновь? — Элронд смотрел на истари, пытаясь прочитать будущее в серых глазах волшебника.
— Будет возвращаться. До тех пор, пока не потеряет надежду обрести Единое кольцо… и пока не сообразит, что в ином мире также живут люди, — грустно выговорил Гэндальф. — Люди, которыми можно управлять… которых можно исказить.
— Митрандир… но это значит, что мы попросту гоним Темнейшего туда, где он не опасен нам…
— Да. Но туда, где он опасен другим, — сказал маг. — И где нет ни Белого совета, ни волшебства, ни эльфов. Но у нас еще есть время, мой друг. Есть время подумать, что же с этим делать…
Вереница лихолесских всадников, за которой следили собеседники, скрылась из вида.
Элронд тронул повод своего коня — и ривенделльцы вместе с Гэндальфом направились мимо Келед-Зарам, уже немного восстановившего свой вид и прозрачность вод, к тайному перевалу.
***
Одно дело, когда Ветка ехала этой рекой среди ирисов с Эйтаром, Арагорном и Тауриэль. Тогда, несмотря на недавний плен и страшные испытания рыжей стражницы, было странное ощущение свободы от любых забот, радости и легкости. Каникул. Колдовские цветы грозили мечами листьев, вода была прозрачной и ледяной…
Сейчас, во главе конного вооруженного отряда путешествие звучало совсем иначе. Блестели кольчуги, развевались вымпелы, звенел металл. У каждого всадника были чересседельники из крепкой кожи, туго набитые золотом — неожиданный дар Красного пика. Воины-ирисы словно отступили, с уважением давая дорогу отряду, признавая его право проехать тут.
Кроме того, Трандуил пустил окрест стражников — искать разрушенную бобровую хатку. Клинки, которые еще оставались в этом сооружении, манили Владыку. Однако, как это часто бывало в Ирисной низине, то, что ищешь специально — не находишь, а проводника к местным тайнам уже не было.
Даэмар по приказу Владыки набил рыбы на копье и оставил на единственном найденном по дороге сухом пригорке. Вдруг странный голый друг Ольвы, отпущенный ею на свободу, найдет благодарность и подарок?.. Отряд не поместился бы на этом возвышении, а потому не стали и останавливаться — так и двигались до Андуина, повторив переход, который проделал отряд Ольвы, но — в другую сторону.
— Ольва, — спросил Трандуил, — а ты, кстати, успела сказать Митрандиру, как распорядилась его узником?
— Ой… ты прав, надо было — но столько событий…
— Не переживай. Я сказал. Он не обрадовался.
Близ Великой реки отыскали намытую песчаную косу у воды, отдохнули как следует, а затем прошли к отмелям, чтобы переправиться на другой берег.
Ольва провела волшебную ночь… с собственным мужем. Теперь лето вошло в свои права и даже ночи стали теплыми — достаточно теплыми, чтобы из шатра выйти купаться в самый звездный час, ничем не прикрывая наготы; чтобы без покрывала обнимать друг друга на легких дорожных постелях, на ворохе рогоза, который притащили Иллуир с Даэмаром. Рогоз предательски шуршал, но это не смущало владык Лихолесья, так истосковавшихся друг по другу.
У шатра горел небольшой костер, на котором грелся котелок с отваром из трав — и был этот напиток слаще меда, пьянее вина.
— Ты самый лучший, самый прекрасный, самый любимый…
— Что-то ты изменила своим обычным заклинаниям, Ольва, — шептал в ответ король эльфов. — Мне не хватает их, давай-ка повторим — высокомерный, надменный, капризный, невыносимый…
И пахло лесом и цветами, теплом и мужчиной.
— Ох…
Утром, которое наступило так быстро, прошли до бродов и переправились через Андуин. Если вниз воины Трандуила спускались на плотах, то вверх надо было двигаться только верхом — на лошадях из Лориена.
Все время путешествия Анариндил, который по дороге сюда, гонимый страхом и дурными предчувствиями, толком не успел ничего рассмотреть, вертелся на седле перед Трандуилом и расспрашивал обо всем, что видел — о растениях и рыбах, о птицах, животных; о краях, горах и реке. Учить историю и слушать об Исильдуре, Сауроне и великих войнах было намного интереснее тут — в местах сражений. И Владыка с неохотой согласился, что дети действительно подросли настолько, чтобы посмотреть мир за пределами Сумеречья.
Сета оставили пока в Лориене — до полного выздоровления. Потом, как считали и Даниил, и Трандуил, варг сможет добраться домой самостоятельно.
Пару раз Ветка расспрашивала сына о Йуллийель — о ее песнях, о том, как она помогала Анариндилу и Мэглину разыскать Трандуила… толком Даня сказать ничего не сумел, но заметил, что «когда все стало хорошо», и песни сестры прекратились. Он не слышит ее. Но она знает — все целы и все едут домой. И с ней самой все прекрасно.
Еще пара переходов.
Ольва не ожидала, что настолько обрадуется Лесу. Птичьему говору дозорных, могучим деревьям в четыре и даже десять обхватов, привычному воздуху, влажному и живому под деревьями-великанами, насыщенному летними ароматами на полянах. Лесу — и Трандуилу, который в родных владениях также начал успокаиваться, набирать силу, словно заново взрослеть — от беспокойного худощавого юноши к обычной зрелой властности. Ночи наводили на мысль, что, даже не покидая Леса, королевской чете следовало бы чаще выбираться «на природу» — подальше от дворца и дворцовых правил…
На первой же стоянке Мэглин собрал земляники и принес ей. Ветка преисполнилась умиления и воспоминаний. Попутно придумала себе герб — белую водяную лилию и веточку спелой земляники в окружении зубцов короны.
Она лежала в Сумеречном лесу на мантии Трандуила, рядом с мужем, ела ягоду, и, глядя в высокое летнее небо над Пущей, думала о том, как же завершились многие недописанные истории. Думала о гномах — о Келлис, чьи достоинства так и остались не обсужденными, а если по честному — то и неизвестными. Она не успела спросить о гномке даже Фили. Думала о скорой поездке в Дейл, как теперь от нее воздержаться! Анари держал себя в руках, но нет-нет да и спрашивал о Дейле и Лаириэль.
Или даже о путешествии в Рохан. Сумеречному лесу тоже не помешало бы иметь побольше лошадей.
О Кили и его разбитом сердце. Об Оркристе, который доставят Даину Железностопу… вместе с письмом для Дис и приглашением в Синие горы всех, кто пожелает идти за Торином.
О том, как идет караван гномов через половину Средиземья, возвращаясь туда, откуда начал свой путь к завоеванию Одинокой горы Дубощит — и о том, как будет житься на «старом новом» месте народу Мазарбул.
— Ри, а гномы дойдут? Вообще говоря, у них полный обоз мифрила и золота.
— Но и почти пятьдесят клинков воинов. По ту сторону Мглистых гор, когда они пройдут тайными перевалами, орков меньше. Правда, есть и просто люди-бродяги, грабители. Но гномы справятся.
— Сколько едет гонец до Синих гор?
— Долго, Ольва. И путь этот опасный.
— Ну, а когда Торин ввязывался во что-то неопасное и милое, — буркнула Ветка. — Я хотела бы знать, когда он доедет. Знать, что у него все хорошо.
— Можешь попросить Глорфиндейла, — коварно пропел Трандуил. — Златой никогда ни в чем не отказывал тебе, что за труд сгонять до Моря?
— Не подкалывай. Может, и попрошу.
— И это стократ лучше, чем если бы ты сказала, что поедешь сама, — проговорил Трандуил и потянул Ольву к себе — для поцелуя.
— Что уж теперь. Эта история завершилась тоже.
Поскольку отряд двигался с юга на север, Трандуил без труда узнал у лесной стражи, приветствующей владык, что Дол Гулдур снова разбит и сожжен. Границы Леса охраняются, а Глорфиндейл умчался в Сумеречный дворец. Никаких особых вестей не было и нет, Темнолесье не тревожили орки или иные враги. Морнов замечали у южных границ, но над великими древами черные твари предусмотрительно не летали.