Серое небо неожиданно превратилось в поле состязаний черных лохматых туч, которые мчались к горизонту, словно стремясь покинуть поскорее жуткие границы Орга и мерзкий лес Троос. Зловонная грязь, точно такая же, что и возле ворот, покрывала двор, правда, не таким толстым слоем. Тяжелые неподвижные тени скрывали архитектурное убранство древнего строения. Справа от Элрика виднелась выщербленная лестница, которая вела наверх, к арочному входу. Уродливые пятна лишайников — альбинос заметил их и на внешних стенах, и в лесу Троос — покрывали изъеденный временем камень.
Спустя мгновение на верху лестницы появился высокий человек. Остановившись и поглаживая лишайники бледной рукой, украшенной кольцами, он принялся рассматривать посетителей. В противоположность поспешно заполнявшим двор уродцам он был красив, а его длинные волосы были такими же белыми, как у Элрика. Впрочем, волосы этого крупного и несколько обрюзгшего человека явно нуждались в горячей воде, мыле и расческе. Одежду стареющего красавца — выглядел он лет на пятьдесят — тоже не мешало бы почистить: тяжелый камзол из простеганной и украшенной рельефом кожи покрывали сальные пятна, а достигавшая лодыжек накидка прежде имела желтый цвет. За пояс этот человек заткнул широкий кинжал без ножен. Элрик вновь перевел взгляд на лицо хозяина цитадели. Мужественное, хотя и слегка нервное, покрытое морщинами и следами от оспы, оно не выражало ничего.
Король, не произнося ни слова, жестом приказал опустить ворота, и они тут же закрылись с сильным ударом, отрезая путешественников от внешнего мира.
— Убейте мужчин, но оставьте в живых женщину, — проговорил повелитель Орга тихим бесцветным голосом. Элрику доводилось слышать, что так говорят мертвые.
Согласно продуманному плану Зарозиния, стояла между Элриком и Мунглумом, которые, услышав приказ, усмехнулись и скрестили руки на груди.
Удивленные и настороженные уродцы, шаркая, приблизились к ним. Широкие штаны стражников тащились по грязи, руки были скрыты длинными бесформенными рукавами засаленных одежд. Они выхватили мечи, похожие на большие ножи мясников, взмахнули ими… Альбинос почувствовал несколько слабых толчков, и, судя по выражению лица Мунглума, он испытал то же самое.
Стражники попятились — испуг и изумление застыли на их хищных лицах.
Высокий человек широко раскрыл глаза, поднес руку, унизанную кольцами, к толстогубому рту и принялся грызть ноготь.
— Наши мечи не берут их, король! Они прочнее камня, и из них не течет кровь. Кто это?
Элрик нарочито рассмеялся:
— Мы не обычные люди, запомните это, маленькие человечки. Мы, посланцы богов, принесли вашему королю весть от наших великих хозяев. Не беспокойтесь, мы не причиним вам вреда. Опустите ваши бесполезные мечи и приветствуйте нас.
Элрик заметил, что король Гутеран, несмотря на явное замешательство, не поверил ни одному его слову, и выругался про себя. Считая лесных уродцев недоумками, он недооценил их правителя, а этот король, безумный или нет, оказался весьма сообразительным — по крайней мере, обмануть его не удалось. Альбинос направился по лестнице к сердитому Гутерану.
— Приветствуем тебя, король Гутеран. Боги наконец вернулись в Орг и желают, чтобы ты знал это.
— Орг не поклоняется никаким богам целую вечность, — глухо ответил король, поворачиваясь спиной к непрошеным гостя и собираясь уйти. — Зачем они нам теперь?
— Ты дерзок, король.
— А вы не в меру нахальны. Откуда я знаю, что вас послали боги?
Мерно печатая шаги, он шел через низкие залы. Элрик и его друзья — следом.
— Ты видел, мечи твоих подданных не причинили нам вреда.
— Верно. Буду считать это доказательством. Полагаю, следует устроить пиршество в вашу честь? Я распоряжусь. Добро пожаловать, посланцы.
Его слова звучали неискренне, но определить, что чувствует король, было невозможно: он говорил ровно, спокойно и равнодушно.
Элрик скинул тяжелый дорожный плащ и беспечно заявил:
— Мы расскажем о твоей доброте нашим хозяевам.
Дворец представлял собой бесконечную череду мрачных залов, в которых, казалось, витали тягостные воспоминания о бессмысленно потерянной жизни. Элрик, пытаясь хоть немного разобраться, что происходит, задал Гутерану множество вопросов, но король не отвечал на них или отделывался ничего не значащими фразами.
Гостям, пусть и незваным, не отвели даже комнат для отдыха. Вместо этого они простояли несколько часов в главном зале перед Гутераном, который развалился на троне и грыз ногти, не только не отдав приказа готовить обещанное застолье, но вообще, казалось, позабыв о существовании чужестранцев.
— Удивительное гостеприимство, — прошептал Мунглум.
— Элрик, как долго действует снадобье? — Зарозиния по-прежнему стояла рядом с ним.
Он обнял ее за плечи:
— Не знаю. Не слишком долго. Оно уже сослужило свою службу. Я сомневаюсь, что они открыто нападут еще раз. Надо опасаться чего-то более изощренного.
В главном зале, который отличался от прочих более высоким потолком и расположенной по периметру несуразной галереей, было ужасно холодно: в открытых очагах огня не разводили, видимо, целую вечность. Безобразные пятна сырости покрывали голые стены, сложенные некогда из серого пористого камня, пол был усыпан костями и гниющими объедками.
— Вряд ли можно гордиться таким домом, не так ли? — заметил Мунглум, с отвращением гладя и вокруг, и на Гутерана, который не обращал на них ни малейшего внимания.
Сгорбленный слуга прошаркал через зал и шепнул королю несколько слов. Тот кивнул, поднялся с места и пошел к выходу из большого зала.
Вскоре появились люди, которые притащили скамьи и столы, а затем принялись расставлять их. Потом приволокли кубки и блюда с какой-то весьма непривлекательной снедью. Обещанное застолье должно было наконец начаться. Но вся эта безрадостная суета пугала больше, чем тягостное ожидание. Угроза ощущалась в самом воздухе этого мрачного зала.
Прошло совсем немного времени, и то, что именовалось в Орге пиршеством, потекло своим чередом. Гости сидели справа от Гутерана, украшенного теперь знаком королевского отличия. Его сын и несколько бледнолицых женщин из королевской семьи занимали места слева. Они не разговаривали даже между собой.