Принц Хурд, мрачный молодой человек, который, казалось, таил на отца смертельную обиду, набросился на еду, как голодный волк. Запивал он ее невероятным количеством местного вина, почти безвкусного, но крепкого, которое в конце концов развязало языки сидевших за столом.
— И чего же хотят боги от нас, бедного народа Орга? — поинтересовался Хурд, пристально глядя на Зарозинию.
Элрик ответил:
— Им ничего не нужно от вас, только признание. За это они будут при случае помогать вам.
— И это все? — расхохотался Хурд. — Пожалуй, побольше, чем могут предложить те, с Холма, а, отец?
Гутеран медленно повернул большую голову и сурово посмотрел на сына.
— Да, — ответил он, и в его тоне слышалось предостережение.
Мунглум спросил:
— Холм — что это такое?
Ответа не последовало. Пронзительный истеричный смех привлек всеобщее внимание. У входа в большой зал появился изможденный человек с застывшим взглядом. Его лицо с впалыми щеками очень напоминало лицо Гутерана. В костлявых, похожих на птичьи лапы руках он сжимал какой-то музыкальный инструмент. Отсмеявшись, странный человек ударил по струнам, и они издали пронзительный вой.
Хурд повернулся к королю:
— Смотри, отец, пришел слепой Вееркад, менестрель, твой брат. Он споет для нас?
— Споет?
— Пусть он споет свои песни, отец.
Губы Гутерана задрожали и скривились, но через мгновение он произнес:
— Он может развлечь наших гостей героической балладой, если захочет, но…
— Но некоторых песен он петь не будет… — Хурд злобно улыбнулся. Казалось, он умышленно терзает отца. Принц закричал слепцу: — Дядя Вееркад, ну-ка спой!
— За столом есть чужеземцы, — проговорил Вееркад глухо, сопровождая слова звуками своей дикой музыки. — Чужестранцы в Орге…
Хурд захихикал и выпил вина. Гутеран нахмурился и, пытаясь унять нервную дрожь, снова принялся грызть ногти.
— Мы хотели бы услышать песню, менестрель, — объявил Элрик.
— Тогда, чужеземцы, послушайте песню о Трех Королях и узнайте ужасную историю правителей Орга.
— Нет! — закричал Гутеран, вскакивая, но Вееркад уже начал:
— Остановись! — Король в безумной ярости прыгнул на стол и, дрожа от страха, с побелевшим лицом побежал к менестрелю, дважды ударил своего брата, тот упал и замер. — Унесите его вон! И не разрешайте ему входить! — От крика на губах Гутерана появилась пена.
Хурд, мгновенно протрезвев, вскочил на стол, разбрасывая блюда и кубки, и схватил отца за руку.
— Успокойся, отец. Я предлагаю другое развлечение.
— Ты! Ты жаждешь моего трона. Это ты подговорил Вееркада спеть его страшную песню. Ты знаешь, что я не могу слышать без… — Он посмотрел на дверь. — Однажды предсказание сбудется, и придет Король Холма. Тогда я, ты и Орг исчезнем.
— Отец… — На лице Хурда играла жуткая улыбка. — Пусть гостья станцует нам танец богов.
— Что?
— Пусть женщина станцует для нас, отец.
Элрик слушал его и размышлял: снадобье, скорее всего, уже не действует, значит, пора принять следующие дозы, но как? Встревоженный бледнолицый чародей встал из-за стола:
— Это святотатство, принц!
— Мы развлекли вас. Теперь ваш черед. Таков наш обычай.
И вновь угроза стала, ощутимой. Элрик уже не раз пожалел о своей задумке обмануть людей Орга, но сделанного не воротишь. Идея собрать дань во имя богов казалась такой привлекательной… Однако эти сумасшедшие больше боялись ощутимых опасностей, чем эфемерного гнева сверхъестественных созданий.
Альбинос понимал, что допустил чудовищную ошибку, поставив под угрозу жизни своих друзей, да и свою собственную. Что же теперь делать? И тут Зарозиния проговорила:
— Я училась танцевать в Илмиоре, у нас этому искусству обучают всех девочек благородного происхождения. Позволь мне выполнить их просьбу. Они успокоятся и, может быть, станут более покладистыми. Тогда мы сделаем то, за чем пришли.
— Ариох знает, выйдет у нас что-нибудь или нет. Напрасно я уговорил вас сунуться сюда. А теперь, Зарозиния, станцуй для них, но остерегайся. — Он закричал Хурду:-Леди порадует вас своим искусством. Но после этого вы должны заплатить дань, потому что боги не любят ждать.
— Дань? — Гутеран удивленно посмотрел на него. — Вы ничего не говорили о дани.
— Признание богов всегда означает подношения. Драгоценные камни и металлы, благовония… Я думал, это и так понятно.
— Вы становитесь больше похожими на обычных воров, чем на посланцев неведомого, друзья мои. Мы живем небогато, и ничего не даем шарлатанам.
— Твои слова разгневают богов, король! — Ясный голос Элрика эхом прокатился по залу.
— Мы посмотрим танец и потом определим, лжете вы или нет.
Элрик опустился на место и, подбадривая Зарозинию, легонько сжал под столом руку девушки.
Она грациозно и уверенно вышла на середину зала и начала танцевать. Альбиноса, и так безмерно восхищавшегося юной дамой, изумили ее изящество и артистизм. Прекрасные старинные танцы Илмиора очаровали даже тупоголовых жителей Орга. Спокойствие опустилось на большой зал, и в это мгновение внесли большую золотую чашу.
Хурд бросил быстрый взгляд на отца и сказал Элрику:
— Эта чаша для гостей. В знак дружбы наши гости пьют из нее. Это еще один обычай наших предков.
Элрик, недовольный тем, что его отвлекли от чудесного зрелища, кивнул — он, не отрывая глаз, смотрел на Зарозинию, впрочем, как и все остальные. В зале царило молчание.
Хурд передал Элрику чашу, и тот бездумно поднес ее к губам. Увидев это, плясунья вскочила на стол и устремилась туда, где сидел ее возлюбленный. Он сделал первый глоток, Зарозиния закричала и ударом ноги выбила чашу из его рук. Вино выплеснулось на вскочивших с мест Гутерана и Хурда.