Она идет к фотографу. Дает ему фотографию бородатого еврея. Это Мойше Лузер. Спрашивает, нельзя ли убрать бороду. Это не так просто, отвечает фотограф, но я постараюсь. Он делает негатив, ретуширует и с гордостью вручает им с мужем снимки. С фотографий смотрит отец, щеки гладко выбриты — таким он был, когда прятался в квартире порядочной вдовы. Муж покупает красивую рамку, вставляет туда фотографию и вешает на видное место.
Она записывается в школу медсестер.
У нее рождаются две дочери. Она сразу, еще в роддоме, внимательно их рассматривает. Девочки темненькие, но не похожи. Тут же сообщает мужу: дочки в него. Это значит, не в Регину и не в Мойше Лузера.
Крестная мать старшей — пани Крусевич, младшей — Лилюся. Девочки принимают первое причастие в один день, они очень взволнованы, в нарядных платьях, с очаровательными веночками из свежих ландышей. Дочери очень набожны, никогда не пропускают воскресную службу — самую раннюю, в шесть утра, а в день поста даже воды в рот не берут. Порой они расспрашивают о дедушках и бабушках. Она придумала несколько вариантов польской смерти — партизаны, Катынь, «летучие университеты», варшавское восстание, — но девочки не особо вдаются в детали.
Только муж не дает жить спокойно. Вернувшись с работы, рассказывает:
— Я видел женщину, похожую на Халину. Даже цвет волос как у Хали, с желтизной, но приятный. Я вышел за ней из трамвая. Пригляделся… Сказал: «Простите, пожалуйста, я подумал, это моя сестра…» Послушай, а вдруг она жива и не знает, что мы живы?
Они идут на Поморскую. В подворотне довоенного дома в старом списке жильцов находят фамилию Регенсберг. («Вот видишь…», — шепчет муж.) Поднимаются на второй этаж. Дверь открыта, в квартире теперь поликлиника. В прихожей ждут пациенты, на дверях столовой и спальни висят таблички с фамилиями врачей, в кабинете отца сделали регистратуру.
— Где можно найти пани Регенсберг? — спрашивает муж.
— Это медсестра или врач? — спрашивает регистраторша.
— Это моя сестра, — отвечает муж. — А… извините, пожалуйста…
Как-то, вернувшись с работы, муж рассказывает: он снова видел отца, причем с бородой. Побежал за ним…
— Почему этот человек жив, да еще носит черную еврейскую бороду, а отца нет? Отец тоже мог бы жить… И мать…
— Если бы что? — она ставит чашку на стол и смотрит на мужа.
— Если бы они остались у вдовы.
— Она выгнала их! В жару, средь бела дня!
— Потому что ты попала в Павяк. Она испугалась — что ж тут удивительного? А почему, собственно, тебя арестовали?
— Потому что я пошла попрощаться с Басей Гайер, — объясняет она в сотый раз.
— Ну вот именно, — возмущается муж. — А тебе действительно надо было с ней попрощаться?
— А ты действительно думаешь, — повышает она голос, — что твои родители погибли из-за меня?
— Тише, — шепчет муж.
В доме тонкие стены, все слышно, не дай бог, соседи…
Юзефов
Их навещает Юрек Шварцвальд. В офицерской форме, счастливый и гордый: он избран депутатом сейма на Поморье. Юрек руководит агитбригадой и пишет театральные пьесы. Положительные герои — крестьяне, рабочие и солдаты, отрицательные — помещики и реакционное подполье. Выступают в солдатских театрах, при полных залах. Юрека ценят — сам министр вручил ему орден Возрождения Польши.
Юрек Шварцвальд приезжает не просто так — он решил продать свои дома. Как настоящий коммунист, он не считает себя вправе владеть четырьмя дачами в Юзефове.
(Лето в Юзефове…
Пробуждение в темноте, когда ставни еще закрыты…
Солнечный свет, льющийся через вырезанные в ставнях сердечки…
Прогулки на песчаную поляну…
Дуб на поляне, в три обхвата, раскидистый, с потрескавшейся корой, усыпанный желудями… Ему лет сто, говорила фрейлейн, но разве это возраст для дуба…
Фрейлейн — это Мария Хункерт, гувернантка Юрека Шварцвальда, она была его кормилицей, когда ее собственный младенец умер…
Солдатики из желудей, желудевые бусы…
Вечера на веранде… керосиновая лампа из белой майолики, расписанной яркими цветами, с высоким стеклянным колпаком… круг света в центре стола…)
Мужа так и тянет высказать Юреку все, что он думает о коммунизме.
Она осаживает его — не стоит обижать гостя. Во время войны он устроил ее медсестрой в тифозное отделение, познакомил с паном Болеком. Если бы не работа в тифозном отделении, ее бы не выпустили с Умшлагплац в больницу. Если бы не пан Болек…