Возле крепости — заметное оживление. Из ворот вереницей выползают тяжелые повозки, мчатся куда-то конные вестовые в синих одеяниях гайардской гвардии, тут же проходят небольшие отряды лучников-следопытов — это местные жители, для которых противостояние с пиктами давно стало привычным и обыденным.
На стенах заметна стража — силуэты мелькают в бойницах и на приземистых квадратных башнях. У ворот, как и положено, двойной караул — половина из пуантенцев и боссонских арбалетчиков в зеленой форме, вторую половину составляют угрюмые месьоры в кольчугах и с самым разнообразным вооружением, от копий до впечатляющих двуручных мечей. Наемники, ставшие верными воинами армии герцога.
— Кто таков? — этот вопрос относился ко мне и задал его десятник с тремя серебристыми нашивками на рукаве. — Откуда, по какому делу?
Караульные без всякого пиетета осмотрели мою дворянскую цепь с гербом, выглядывающую из-под плаща и нахмурились еще больше. Как видно, посчитали очередным посланником из ненавистной Тарантии. Я спешился и вынул из прорези рукава колета подорожную, наспех состряпанную в Латеране. Гленнор предполагал, что гостю из столицы в Велитриуме особенно рады не будут, посему в пергаменте указывалось, что прибыл я из боссонского Галпарана, по вопросу подвоза к фортам на границе продовольствия. Печати герцога, само собой, фальшивые — в Латеране найдутся печати на все случаи жизни, вплоть до копии королевского перстня.
— Надо же, дворянин, а фуражом занимается, — сочувственно протянул десятник, изучив документ. — Ладно, проезжай. Где управа знаешь?
Знаю, — сказал я, благо раньше приходилось бывать в Велитриуме по делам службы. — Его светлость Троцеро в форте?
— Здесь, куда он денется… Тебе не к его светлости, тебе в управу, к Просперо.
Состояние вечной войны наложило на Велитриум свой отпечаток. Вооружены все и каждый, включая женщин и подростков старше двенадцати лет — последние носят широкие ножи или кинжалы. Почти у каждого мужчины за спиной арбалет, самое действенное и точное оружие. Река протекает прямиком под стенами, иногда ветер добрасывает к форту стрелы, выпущенные с противоположного берега, причем все наконечники по милой пиктской традиции отравлены.
Приходится отвечать на одну стрелу дикарей десятком своих — у аквилонцев нет хороших боевых ядов, но какая-то светлая голова додумалась мазать острия, извините, дерьмом. Даже в случае легкого ранения царапина обязательно загноится. Хитрости у поселенцев и военных незамысловатые, однако себя вполне оправдывают.
В начале войны пикты еще не овладели искусством осады, предпочитая попросту сжигать отказывавшиеся сдаться форты, забрасывая деревянные постройки огненными стрелами. Аквилонцы быстро нашли выход — бревна зданий тщательно обмазывались глиной в смеси с речным илом, поэтому теперь Велитриум смотрится довольно странно. Дома приобрели неприятный серовато-болотный цвет, но если этого не замечать, форт станет отдаленно похож на любое другое поселение в аквилонском захолустье: широкие грязные улицы с досками для прохода пеших, узкие окна домов, сараи, курицы с гусями бродят, пахнет дымом, хлебом и выгребными ямами. И еще здесь всей кожей чувствуешь напряжение и опасность… Велитриум отнюдь не мирный город — это насторожившийся военный лагерь.
Отдыхать с дороги смысла не имеет — я скакал всего-то шесть-семь колоколов. По сравнению с иными достававшимися мне дорогами, это просто легкая прогулка. Займемся делом.
— Я оставил лошадь у той самой таверны «Голова пикта» о которой говорила вчера Ринга — перебросил служке монету в четверть кесария и приказал позаботиться о животном. Скептически оглядел вывеску кабака. Некий умелец вырезал из цельного пня некое подобие человеческой головы, и украсил ее десятком настоящих пиктских скальпов, игравших роль волос. Для пущего патриотизма в затылок «головы» был воткнут старый топор. Насмотревшись, я отправился к обширному зданию управы, с трех сторон огораживавшему главную площадь.
Караульные у входа снова потребовали подорожную и снова остались не в претензии к умелой подделке. За писцов Латераны можно гордиться. Вот только направился я не к племяннику его светлости, ведавшему всеми поставками фуража и продуктов, а на второй этаж — там, судя по скоплению военных, находились покои Троцеро.
— Куда? — грозно рявкнул на меня бородатый страж, преградив дорогу копьем. — Что-тоя тебя здесь никогда прежде не видел, приятель! Нельзя!
— Любезнейший, соизволь-ка быстро передать его светлости Великому герцогу эту вот вещицу, — не смутившись ответил я, извлекая из потайного кармашка перстень барона Гленнора. Такой перстень подделать невозможно — в него вложена маленькая толика магии, и выложенный сапфирами и изумрудом герб господина барона изредка вспыхивает внутренними яркими искрами. — Скажи, что я приехал по самой срочной надобности и жду немедленной аудиенции.
— Чего жду? — не понял простец. — И кто это — «я»? Имени, что ль, нету?
— Встречи жду. А имя мое герцог знает. Давай, не заставляй меня гневаться.
Страж свистнул кому-то из своих подчиненных помоложе, перстень унесли. Я бездумно смотрел в открытое окно, созерцая площадь перед домом.
— Приказано проводить, — меня тронули за плечо. — Идемте, сударь.
Ага, это уже не туповатые, но верные наемники, а офицер пуантенской гвардии. Прекрасно, выставлять за дверь меня не собираются, а вовсе наоборот — приглашают со всем этикетом.
Второй этаж набит военными и стражей, буквально перед каждой дверью по двое охранников. Неужели Троцеро боится покушения? Все правильно — Нумедидес и свита на все способны — яд, кинжал, случайная стрела. Средства несколько вульгарные, но зарекомендовавшие себя с лучшей стороны опытом предыдущих поколений королей. Я ничуть не оскорбился, когда у меня вежливо, но непреклонно отобрали клинок, это разумно и логично.
— Прошу граф, входи. Обстановка походная, оттого предлагаю не кресло, а табурет. Вина, черного эля?
Его светлость вертит в пальцах кольцо барона Гленнора — искорки в камнях так и сверкают.
Величествен герцог Пуантена, в благородной представительности Троцеро никак не откажешь — видна кровь Первых Королей. Ему почти шестьдесят лет, пышная серебряная седина, высокий рост, глаза серьезные и самую малость насмешливые. Держится прямо, с царственной небрежностью и плавностью в движениях. Одет так, будто мы находимся не в дремучем захолустье порубежных провинций, а в лучшем салоне Тарантии — синий бархат с вышитыми серебром геральдическими леопардами, гербовая цепь, в ухе круглая серьга с единственной алмазной звездочкой.
Мы, оказывается, не одни. В кабинете герцога присутствует его наследник Просперо — точная копия дядюшки, только лет на тридцать моложе и ростом поменьше. Второй человек мне также известен — главная романтическая загадка пиктской войны, тысячник гвардии Гайарда, Конан Канах. Чем-то похож на обоих пуантенцев, только фигура медвежьи тяжеловата, нет в нем изящества высокородного дворянства.
— Благодарю, ваша светлость, — я раскланялся, в соответствии с принятой в общении знатных людей церемонной куртуазней. — Надеюсь, вы поняли, от чьего лица я уполномочен говорить.
— Разумеется, Кертис, разумеется… — кивнул Троцеро и вернул мне перстень. — Сразу оговорюсь: если у барона Гленнора нет секретов от тебя, то я предпочитаю ничего не скрывать от Просперо и легата Конана. В их присутствии можешь чувствовать себя свободно. Не хочу строить догадки, однако… Уважаемый барон озабочен нашим отказом выполнить предписания военного коллегиума и прислал тебя склонить строптивых пуантенцев к покорности королю?
Конан, восседавший на лавке у дальней стены, довольно откровенно фыркнул и покачал головой. Просперо поджал губы, будто услышал нечто донельзя непристойное. Я выкроил на лице насквозь невозмутимое выражение и, чтобы не тянуть, бухнул напрямик: