Цель установлена, средства определены. Гвардия короны идет в поход. Я наблюдал за шествием конных отрядов со стороны. Из Закатных ворот Тарантии вытекала живая разноцветная река, сверкая начищенным доспехом, и грозно позванивая оружием. Алое знамя короля с золотым львом, желтые штандарты герцогства Шамарского с геральдическим сфинксом, значки, вымпелы. Будто не на войну, а на торжественный церемониальный смотр собрались.
Герцог Дарген едет не на коне, а в роскошной повозке — его светлость тучен, сидеть в седле ему тяжело. Наш великий полководец решил поучаствовать в деле искоренения смуты лично, благо уверен в быстрой и безоговорочной победе: уж его-то гвардия запросто сметет немытых наемников, покусившихся на святость престола! Потом будут парады, королевские милости, новые земли и титулы особо отличившимся… Это потом. Сейчас надо показать строптивым пуантенцам, кто обладает в Аквилонии действительной и неоспоримой властью!
Я нехорошо усмехнулся, поддал шпор своему жеребцу и направил его по тракту на Полуденный закат, в обход бравого гвардейского воинства. Опять придется скакать полный день и полную ночь, чтобы успеть к Просперо завтрашним утром. Барон Гленнор отрядил меня в стан мятежников в качестве наблюдателя и советника, а затем я буду обязан препроводить в Тарантию нескольких важных персон.
Служащие Латераны, как и всегда, оказались на высоте — конные подставы ждали меня через каждые пятнадцать лиг, можно было перекусить, хлебнуть легкого вина и нестись во весь опор дальше, к небольшому городку Ортео, избранному пуантенцами в качестве временной «столицы». Именно рядом с Ортео и расположились отряды Просперо, в ожидании противника. Лиг за тридцать до города появились первые вооруженные разъезды — двое пуантенцев в синем с серебром, двое наемников. Меня останавливали, но по предъявлению подписанного Великим герцогом пергамента сразу же отпускали. Как и предполагалось, к Ортео я подъехал ранним утром пятого дня третьей луны весны, наткнулся на караулы, оберегавшие развернутый возле предместий городка палаточный лагерь и тотчас был доставлен к Просперо. Ничего не соображая от усталости, я отдал герцогу бумаги, переданные Гленнором и Троцеро, после чего завалился спать в неизвестно чьем шатре, поставленном рядом с обширной палаткой герцога. Разбудили меня ближе к вечеру.
— Граф, поднимайся, трубы зовут, барабаны бьют!
Меня довольно бесцеремонно трепали за плечо. Голос вроде знакомый.
— Отцепись, — слабо пискнул я. Никакого желания вставать не было. — Ты кто?
— Открой глаза и посмотри.
Мои веки надо было бы разлеплять с помощью долота, но я пересилил себя и попытался сесть на складном походном ложе из деревянных реек и парусины.
— Каков нахал, а? — добродушно гудел человек, лица которого в полутьме шатра я разобрать не мог. — Пришел, занял чужую постель, выдул мое вино… Кертис, первым же указом тебя придется сослать в рудники Эйглофиата за оскорбление величества.
— Конан? — я, наконец, понял с кем говорю. — Значит, это твоя палатка?
— Чья же еще? Вставай, умойся и иди к Просперо. Будем для завтрашней заварухи диспозицию определять. Наши разъезды доносят, что королевская гвардия в одном переходе от Ортео.
— Не понимаю, — сказал я почти окончательно просыпаясь, — как вы ухитряетесь быть такими спокойными? Словно ничего и не происходит! Государство на грани гражданской войны, целое Великое герцогство объявило о неповиновении королю, самого короля хотят зарезать…
— Никто его резать не будет, — пожал плечами Конан, усевшись на ложе рядом со мной. — Заставим подписать отречение, а потом вы, большие мудрецы в деле несчастных случаев, сделаете так, чтобы их бывшее величество навернулись с лестницы… Честно признаться, я вообще не хочу убивать Нумедидеса.
— Придется, — проворчал я, натягивая сапоги. — Дорога к власти всегда вымощена трупами. Это не мы придумали, не нам этот закон и нарушать. Знаешь сколько смертных приговоров уже составил Гленнор? Подумать страшно! А тебе придется их подписывать. Король должен проявить твердость, короля должны бояться.
— Интересно, почему это Гленнор сам решает, кого карать, кого миловать? — неожиданно резко ответил Конан. — С нами он в этом не советовался.
— Ничего подобного! Во-первых, барон все обсуждает с Троцеро, и Великий герцог, как политик искушенный, целиком с Гленнором согласен — все те, кто может стать нашим явным врагом должны либо умереть, либо навсегда отправиться в отдаленную ссылку со строжайшим надзором. Во-вторых, люди о которых мы говорим так или иначе виновны. На каждого в Латеране есть бумаги, от которых у человека непосвященного волосы дыбом встанут.
— На меня тоже?
— А ты как думал? Сам отлично знаешь, что главная задача любой тайной службы состоит в том, чтобы собирать и хранить знания о людях. Знания, которые в случае надобности можно будет пустить в ход. Возможно, такие слова прозвучат излишне грубо, но невиновных людей в этом мире не существует. Любой, каждый хоть единожды да нарушал писаные законы.
— Точно, — хмыкнул Конан. — Вот я например… И тебе контрабанда, и пиратство на Полуденном побережье, и торговля незаконными товарами, а если вспоминать времена веселой молодости в Шадизаре, то самому стыдно становится. Признаюсь, каюсь всемогущей Латеране однажды я стянул у туранского купца из пояса кошелек с тридцатью империалами Илдиза. Потом, вступив в сговор с жуликом по имени Ши Шелам, украл у офирской графини жемчужное ожерелье. Потом…
— Отрубание руки или пять лет на каменоломнях, — зевнув, определил я.
— Бел-обманщик, и этот человек будет королем Аквилонии!
— Я, между прочим, не напрашивался, — Конан невесело усмехнулся. — Оделся? Пошли к герцогу, нас ждут.
… Может быть тот, кто в будущем прочтет эти воспоминания, воспримет их как хронику непрерывной и болезненной подлости, ибо я впервые решил откровенно рассказать о некоторых особенностях трудов тайной службы Аквилонии, однако слово «подлость» я бы употреблять поостерегся. Не подлость, а разумная необходимость в интересах государства, это первое. Второе: что бы не болтали злые языки, но Латерана по мере сил и возможностей борется со злом, воплощенным в человеческие мысли и дела — людей никто не заставляет продавать чужестранцам наши тайны, воровать из казны или грабить на больших дорогах. Большинство преступлений являются осознанным выбором человека. В таком случае вполне осознанно получите и наказание за этот выбор. И третье: каждому следует помнить, что мы не дремлем. Не осуждайте ремесло, в котором ничего не смыслите, такое может выйти побоку.
Городок, возле которого обосновались пуантенцы, совершенно ничем не примечателен, кроме своего расположения. По большому счету, Ортео более смахивает на громадную деревню. Город не обнесен стеной, единственное укрепление — замок здешнего барона, к которому жмутся деревянные строения. Каменных зданий (за исключением замка) только два, скромная ратуша и дом купеческой гильдии. Сам барон Ортео, заметив как возле города разбиваются шатры, мигом понял, что запахло жареным и всеподданнейшей преданности по отношению к Нумедидесу не проявил, хотя и к Просперо не подался. Барон собрал дружину в своей крепостишке, поднял мост, запер ворота и сделал вид, будто его здесь вовсе нет. Ни нашим, ни вашим, так сказать… Для провинциала простительно.
Перед закатом мы объехали место предстоящего сражения и остались довольны: Просперо, Конан и Паллантид в один голос твердили, что диспозиция в точности напоминает Битву на реке Тайбор, когда Сигиберт Великий вдвое меньшими силами разгромил немедийское войско, хитро использовав природный рельеф. Ортео построен в полуночной части пологого, но очень длинного холма, протянувшегося с Полуночи на Полдень примерно на четыре лиги. Если стоять на гребне холма лицом на Восход, то будет заметно, что возвышенности образуют некое подобие узкой долины — еще два холма находятся напротив Ортео, примерно в двух лигах. Меж ними — ложбинка, по которой проложен широкий тарантийский тракт. Всхолмья покрыты лесом, только в долине можно увидеть обработанные поля, расположенные по берегам скромной мелководной речушки.