– Нет, Нелюша, ты ошибаешься... Мы потом поговорим об этом...
– Ладно, мамочка, мне пора. Я тебе позвоню из Нью-Джерси, как приеду. Целую, родная. Привет бабушке, – Неля нажала мышку, и Кира исчезла. – Фу-ух...
Неля сидела, не шевелясь. Сердце ее забилось сильней: «тух-тух», причем удары возникали не там, где им положено – слева в груди, а почему-то в середине живота, и по нарастающей поднимались к груди. «Бедная мамочка, прости, что такое тебе устроила...» Неля прижала ладони к лицу, будто хотела зарыться, исчезнуть, чтобы ее никто не видел.
В ее закрытых глазах – полный мрак, мертвая ледяная бездна. Из этой бездны вдруг возникает Глен – совершенно голый. Подходит к ней, кладет свои ладони на ее груди, гладит соски, целует. И они оба летят в белый пух... Вот он падает на подушки, тяжело дыша. Смотрит в потолок. Поднимает свои мускулистые руки, делает ими плавные волнообразные движения. Говорит что-то, не совсем понятное для Нели – о какой-то постановке «Современника», об опоздавшей электричке...
– А как мы бежали, чтобы успеть на премьеру! – его ладонь касается ее плеча, гладит тихо. – Да, нельзя человеку отрываться от себя. Нельзя себе изменять. И менять в себе ничего не нужно, даже буквы имени своего... Ки-ра...
Вот так! Поначалу эти ошибки Глена звучали, как случайные оговорки. Спохватываясь, что снова принял ее за Киру, Глен извинялся. Но порой он как будто и не видел, или не хотел видеть, кто перед ним на самом деле. Он уносился в свои миры – любви и искусства – когда-то в молодости оставленные им. Вскоре Неля поняла, что Глен предпочел бы, чтобы Неля была... Кирой. И рисует он Киру. И любит Киру-Кирюлу, ее одну...
Неля мотает головой. Длинные волосы, вырвавшись на волю из соскользнувшей красной резинки, колышутся шатром.
– А-а... – подвывает по-волчьи.
Вот она – сидит на стуле, в шубе на голое тело. Немая, все суставы жгут огнем. Болит все, до последнего онемевшего суставчика, болит чугунная спина, затекли ноги. Он не дает ей встать, даже чтобы глотнуть воды. Впивается в нее сверлящими глазами и сосет, сосет из нее кровь.
Вот его рука с карандашом, поднятая, замирает надолго. Он смотрит на холст и вдруг с отчаянным стоном ломает карандаш. Садится на пол и, схватив себя за волосы, раскачивается, глядя перед собой несчастными глазами.
Неля подходит к холсту. Там – женщина ее возраста, в шубе, с ее лицом, ее телом. Но это – мама.
Вот она – на диване, голая, в розах. Хоть жуй эти розовые лепестки! Глеб у станка, проводит кисточкой последнюю линию. На миг застывает и... Издав дикий восторженный вопль, как молодой фавн, прыгает к ней на диван. Его губы целуют ее спину, плечи, волосы. Он швыряет розы вверх к потолку, яростно переворачивает Нелю на спину:
– Кира, Кирюля!..
Неле противно. Она презирает и ненавидит себя. Он ползает по ней, гадкий мерзкий паук, щупает ее, мацает. Ей хочется сбросить его с себя...
– Тварь!
Вскочив, Неля подбегает к стене и начинает срывать эскизы. Холодная решимость овладевает ею. Звякают на полу отлетевшие металлические кнопки. Разорванные женские лица грудой сыплются на пол. Затем раскрывается большая папка «Золотой фонд». Женские тела в различных позах и в разной степени законченности рисунка подвергаются той же казни: руки, ноги, головы летят в общую кучу, как в общую могилу.
Неля торжествует. Ее заплаканные глаза сверкают огнем мщения. Она валит станок с полотном, где у нежной Киры-Весны ноги нарисованы лишь до коленей.
– Ага, культяпая, попалась! – гремит Неля, для верности пнув холст ногой и прорвав в нем дырку. – Прости, мамочка.
Ее взгляд падает на компьютер. Подскочив к нему, набирает на клавиатуре названия порносайтов, где полно вирусов. На экране возникают мужские волосатые ноги, женские спины – пиршество мяса и волос. Неля кликает мышкой только на «yes».
Несется к дивану, прихватив швабру и бутылку с вонючей смывкой. Выливает на белоснежную постель мутную жидкость, из тюбиков выдавливает краски и все месиво размазывает шваброй.
– Ну вот, дорогой Глен Гленыч. Попрощались...
Минут через пять она – в подъезде, с большой сумкой. С той сумкой на колесиках, с которой прилетела в Нью-Йорк. Волосы ее наспех причесаны, щеки еще горят. По плиткам пола гремят колесики сумки в направлении лифта.
На улице у бровки стоит роскошный белый «Бентли» с затемненными стеклами. Неля подходит к машине, воровато оглядываясь по сторонам. Открывает дверцу и, просунув голову в салон машины, просит: