Вокруг – ни души. Возле могилы справа – место, поросшее травой. Супруги стояли, молча глядя то на могильный камень, то на свободное место рядом.
– Идем, – тихо промолвил он. – Идем.
Он хотел добавить «родная», но почему-то не смог. Взял жену под руку, и они неспешно тронулись в обратный путь. Бездомный пес, поскуливая, плелся за ними.
– Почему я не заказал его фотографию на табличке? А с фотографией было бы так хорошо, а-ах!.. – досадовал Яков Петрович.
Лидия Адамовна вздыхала – устала, болят ноги. Порою прищуривала близорукие глаза и, словно всматриваясь вдаль, говорила:
– Ничего, когда мы приедем к Светочке в Америку, я там все расскажу! Скажу Гришкиным родственникам, что они оставили своего умирающего брата, забыли про родного племянника. И только мой муж повел себя по-человечески. Я им, в Америке, еще устрою…
1999 г.
ДЖОН
Новелла
1
...Домик на берегу Десны. Гладкие листы фанеры, которыми обшиты стены. Листы приколочены мелкими гвоздиками. Мой палец медленно водит по ним, порою накалываясь на заостренные зубчики. Поскрипывают металлические сетки кроватей, изредка у самого окна вдруг вскрикнет ночная птица.
Еще пахнет дымом: полчаса назад, выкуривая комаров, мы жгли здесь газеты и едва не устроили пожар. Горящий обрывок, словно огненный лепесток, упал на пол, обдав жаром лицо Алины. Она отскочила, выронив пылающую газету. В замешательстве оглядывалась по сторонам, не зная, что делать, и если бы не я, отважно ринувшийся…
Не спится. Вероятно, всему виной луна. Ее светом охвачены все предметы: графин и стаканы на столе, стулья, кровати. Душа тоже погружена в глубокий дымчато-лиловый свет. Быть может, в такие ночи Селена скорбит у изголовья навеки уснувшего Эндимиона, а сердца людей наполняются печалью об ушедшей любви... Но когда тебе шестнадцать, грустить и вздыхать о прошлом, пожалуй, рановато. Смутные желания волнуют грудь, да еще когда совсем близко тоже почему-то не может заснуть и вертится на кровати твоя сверстница, а в домике кроме вас – никого.
ххх
Долгое время я рос хилым, субтильным ребенком, что подтверждают фотографии той поры. Родители надеялись, что за летние месяцы на Десне я наберу пару желаемых пару килограммов. Но к шестнадцати годам я уже окреп и был строен, как Аполлон. Бронзовый загар, волосы, как у «битла», закрывающие уши, и тонкие мягкие усики заставляли меня все чаще задерживаться у зеркала.
Алина тоже перешла свой отроческий рубеж. В этом году ее черный в голубую полоску купальник довольно плотно облегал округлившиеся бедра и два курганчика грудей. Она стягивала резинкой сзади темно-русые волосы, но парочка непослушных завитков вилась змейками, словно желая укусить мочки ее маленьких ушей.
ххх
Эта база отдыха на Десне принадлежала швейной фабрике, где работали наши родители: мой отец – наладчиком швейных машин, мать Алины – бухгалтером.
Зинаида Никитична, мама Алины, очень любила куховарить. Наверное, была единственной из отдыхающих, кто расходовал весь запас газа в баллоне за две недели вместо полагавшихся четырех. Комендант базы (в старом моряцком кителе и кедах на босу ногу), когда привозил на тачке новый синий баллон и подключал его к плите, недовольно ворчал, дескать, это безобразие, лишних газовых баллонов у него нет.
Наши матери относились друг к другу со взаимной симпатией.
В тот год, недели через две после заезда, Зинаида Никитична заболела. Поначалу громко кашляла, приходила к нам за малиновым вареньем, а спустя несколько дней слегла. Мама, выслушав ее жалобы, вздохнула: «Зиночка, похоже на воспаление легких. Думаю, одной малиной не обойдетесь». Посоветовала ехать в город лечиться: «Алину можете оставить с нами. Она нас не стеснит».
Так в нашем домике под кроватью появился еще один чемодан, на гвоздике – розовое полотенце, а в стакане возле умывальника – на одну зубную щетку больше.
2
На выходные к нам приезжал отец.