Стив хотел было взять корону, но Анна отпрянула.
– Не трогайте! Вы же ее сломаете! – воскликнула. – Мне эту корону Анны Павловой вручили в театре Империал, в знак высшего признания балерины. Ее нельзя продавать ни на каких аукционах, нельзя никому дарить. Она вручается лишь на время лучшей балетной танцовщице, а потом снова возвращается в Японию.
Стив недоуменно пожал плечами, потер бритую мясистую щеку. В общем-то, он ничего и не собирался делать с этой короной, хотел только получше ее рассмотреть. Но раз нельзя – значит нельзя.
А спустя час, допивая третью чашку чая, рассказал Анне о своей беде. Он даже не покраснел, хотя боялся, что предательская краска стыда зальет его лицо.
– Да, я вас понимаю. Все это непросто... – после недолгой паузы Анна неожиданно улыбнулась. – Я вас вылечу. В Японии я узнала много различных рецептов, как сохранять молодость и как побеждать любые болезни. Я и сама, признаюсь по секрету, употребляю некоторые из них, чтобы сохранять себя в отличной форме, – она взяла в свою руку пальцы правой ноги и легко, без всякого усилия, подняла распрямленную ногу. – Я вас вылечу, не переживайте.
3
Стив не надеялся, что Анна сможет его излечить. Почти не надеялся. Он уже давно перемучился ожиданиями и не верил в свое исцеление. Когда-то он ознакомился с огромным количеством литературы по этому вопросу, истязал себя различными, самыми варварскими, методиками и, по истечении стольких лет, смирился.
С Анной же поделился не в надежде, что она поможет ему чем-то конкретным. Просто с нею ему все казалось естественным, и любые тайны выглядели бы ложью, притворством.
Но когда Анна с такой легкостью пообещала его вылечить, Стив понял, что надежда никогда не умирала в его сердце. В нем снова пробудились самые разные чувства, страхи. Он словно затаился в ожидании. Оставаться копом-весельчаком в кругу коллег ему теперь давалось с большим трудом.
Анна предлагала ему различные лекарства. Сначала небольшие, размером с орех, желтые шарики – гормоны уссурийского тигра. Потом – темную тягучую жидкость в серебряной рюмке – настойку из печени змей, омолаживающую весь организм. (Эту горчайшую настойку Анна, кстати, тоже пила.) Потом – тонкие кислые на вкус палочки – высушенный экстракт из кишок каких-то птиц. Все это она покупала в специальных магазинах Нью-Йорка, а кое-что заказывала из Японии.
Стив все принимал, как велела Анна. Преодолевая брезгливость, пил змеиные настойки и жевал тигровые гормоны. Чувствовал на себе благотворное влияние этих диковинных средств: энергия постоянно приливала, с тела ушел лишний вес, исчезла недавно появившаяся одышка. Спал он крепким сном, всего лишь по пять часов в сутки, но просыпался всегда бодрым. Незримая сила налила его мышцы крепостью. Коллеги отмечали, что у него даже голос стал звонче.
Во время ланча он по-прежнему спускался к старому озеру. Шел по заснеженным дорожкам. Порою выпавший снег таял в тот же день – нью-йоркские зимы крайне переменчивы – и парк быстро превращался в котлован, заполненный талой водой.
Анна сюда приходила уже редко: она подписала контракт с новой студией, находившейся от этого парка далеко.
Все у Стива было превосходно: работа, лебеди, пышущее здоровьем и энергией тело. Но мужской силы так и не было. Он попробовал смешивать средства, что давала ему Анна, с «Виагрой» – никакого эффекта. Все та же мертвенность.
ххх
О своей личной жизни Анна ему рассказала скупо: была замужем, но недолго, и развелась. Умоляла Стива не расспрашивать ее о «том семейном кошмаре».
Зато о балете могла говорить, не умолкая. Спохватившись, как хозяйка, наливала гостю еще зеленого чаю и спрашивала, не голоден ли он. И если Стив деликатно отвечал, мол, да, немного голоден, предлагала сухофрукты.
Балерины, как известно, соблюдают строжайшую диету. Весьма озабочены тем, чтобы на тело не наплыл ни один грамм жира, чтобы суставы и мышцы обладали гибкостью ивовых прутиков, а кожа была натянута и эластична. Поэтому из их рациона удалено все жирное, сладкое, калорийное. Короче, остается только зеленый чай, и сухофрукты, и вареный на пару рис.
– В «Лебедином озере», в том варианте балета, который мы сегодня имеем, очень мало общего с его первоначальным замыслом, с тем, как это было в оригинале у великого Чайковского, – говорила Анна. В белом трико, она сидела на полу в позе лотос, положив руки на колени. – В современном варианте как? Там – лебедь-Одетта была когда-то обычной женщиной, но ее заколдовали, и она ждет, чтобы ее полюбил мужчина. Тогда она сможет расколдоваться и опять станет женщиной. Короче, у нее почти все в порядке, только лебединые крылья ей мешают вступить в законный брак. А у Чайковского все гораздо глубже! У него Одетта – фея, фея в облике лебедя. Фея не мечтает о браке с земным мужчиной. Фея – это птица, это красота, это свобода!.. – Анна вдруг взмахнула руками и приподнялась так, словно какие-то невидимые струи подхватили ее. – Фея всегда тоскует по земной жизни. Но ее трагедия в том, что столкновение с земной жизнью для нее опасно. Человек, с его страстями, плотью, злым эгоистичным сердцем, не выдерживает связи с прекрасной феей, – Анна отвела руки далеко за спину, соединив пальцы между собой. – П-фф...