Плед наполовину сполз на пол, открывая ее ногу до самого бедра и кусочек розовых шелковых трусиков с черной кружевной бахромой. Нелин рот был приоткрыт, ее длинные волосы, днем обычно собранные сзади в узел, сейчас были распущены и беспорядочно спутаны.
Постояв пару минут, Глен кашлянул, снова щелкнул выключателем. Трудно было поверить, что можно спать, невзирая на все эти громкие щелканья и покашливания. Но не дрогнула ни одна Нелина ресничка, ее лицо выражало такую открытость миру, невинность и беспечалие проснувшейся, но так крепко спящей молодости, что Глен усомнился, спит ли она в самом деле, или притворяется. Наклонился к ее ушку и вдруг... услышал запах ее тела. Повеяло ландышами в весеннем лесу, сосновой корой, ручьями талого снега...
– Нелюша, вста-а-авай.
Она пробормотала что-то невнятное: «И если уйду... Чур меня...» И крепко сжала подушку.
Голова Глена сильно закружилась, какие-то предрассветные тени поползли в окна... С остервенением он защелкал выключателем и вдруг заорал:
– Мадам Трубецкая! Подъем!
ххх
Нелина трудовая карьера длилась ровно десять дней. Вечером накануне она позвонила Чернову, предупредив, что возвращается завтра утром в Нью-Йорк тем же, первым автобусом. Просила положить ключ под коврик у двери.
Подробности ее работы и причины увольнения она потом излагала Глену сумбурно, с возмущением и ругательствами в адрес хозяйки, которая «эксплуатировала ее нещадно, пила кровь хуже пиявки» и, в конце концов, рассчитала, не доплатив, кстати, пятьдесят долларов, за которые Неля собиралась еще «повоевать».
По его совету, она тогда начала искать работу через газеты. Возвращаясь с работы, Глен заставал ее расхристанной, иногда в пижаме, сидящей на полу, где на раскрытых газетных полосах стояла чашка кофе, валялись ручки, мобильный телефон, пилочка, щипчики для ногтей и пузырьки лаков.
– Как успехи, мадам? – спрашивал Глен из ванной, сдерживая гнев в голосе: в тазике валялась кипа нестиранных полотенец, все шкафчики были распахнуты, его крем для бритья почему-то лежал на другой полочке, обмылок расплывался в мутной лужице в раковине, а на сушильных трубках висели ее разноцветные трусики и лифчики.
– В двух местах обещали перезвонить, в третьем сперва позвали на интервью – кассиршей в винно-водочный магазин, но потом перезвонили, сказали, что уже не надо. В общем, облом, – отвечала Неля из комнаты. – Сегодня разговаривала с мамой, она передает вам привет.
Из ванной, где Глен принимал душ, уже доносился только шум льющейся воды. Затем там грюкали дверцы шкафчиков, и мычание Глена звучало, как львиный рык.
...– Я через час ухожу. Еду на интервью в агентство, – однажды вечером сообщила Неля, когда Глен со взъерошенными, еще мокрыми волосами, в одних шортах, вышел из ванной. На его мускулистых плечах блестели невытертые капли.
Неля ненароком остановила взгляд на его красиво сложенной фигуре: мышцы груди с аккуратными круглыми сосками подтянуты, от пупа вниз бежала тонкая полоска волос, где ее обрывал пояс шортов. Вид полуголого Глена не раз вызывал у Нели внутренний холодок, пробегавший по всему ее телу и сладко застывая где-то в глубине живота...
– Что за агентство? – его лицо уже приняло обычное отстраненное выражение.
– Одна русская фирма. Им нужна девушка – в ночную смену в стриптиз-баре разносить дринки.
– Что? В борделе по ночам разносить напитки?
– Да. Они меня сами туда отвезут, а утром привезут обратно. Двести баксов за ночь! Представляете? Для этой работы не требуется никакой опыт. Единственное, они просят показать им паспорт, что мне уже есть 18 лет, – Неля победно подняла подбородок.
– Послушай, дорогая. Мы ведь с тобой договорились с самого начала, если помнишь, что ни в какие стриптиз-клубы ты не идешь. Мне плевать, что они тебе обещали! Хочешь трахаться за бабки – пожалуйста, воля твоя. Но тогда я – пас, отдавай ключи и живи, где хочешь. Окей? – Красные пятна пошли по его лицу. – И еще – что за бардак ты устроила в квартире?! Все валяется, раскидано, телевизор не выключается, компьютер забит всяким мусором, жрать нечего. Хоть домработницу вызывай! – он толкнул дверь и вышел из комнаты.
Пытался чем-то себя занять – сел у компьютера. Старался не слышать и не думать, что происходит в соседней комнате, где звонил телефон и Неля с кем-то разговаривала, смеялась. Потом она прошла за его спиной. Не поворачивая головы, он все же повел глазами в сторону прихожей, где Неля надевала босоножки.
– Не обижайся, – сказала она тихо. – И не устраивай скандалы.
Глен молчал, поразившись, во-первых, такому ее нахальству, а во-вторых, внезапному переходу на ты.
Снова зазвонил телефон. Неля только поднесла его к уху, как Глен, подскочив, вырвал у нее телефон и заорал в него по-русски:
– Ты, раздолбай! Забудь этот номер! Еще раз позвонишь, заявлю на тебя в полицию. Понял?
– Что вы так нервничаете? Вы что, ее папа? – услышал он в ответ вежливый мужской голос.
– Да, папа! Я ее отец! А ты сядешь в тюрягу, понял?
– Fuck you, – была последняя фраза в этом разговоре.
Грудь Глена тяжело вздымалась, лицо дышало яростью. Всё накопившееся раздражение, злость, томительная страсть – хлынули разом, опрокинув его шаткое спокойствие.
– Убирайся! Завтра же! Складывай свои манатки и – аут! Поменяй дату вылета, я оплачу все издержки и сам отвезу тебя в аэропорт!
Он смотрел на нее, в короткой юбочке, с пошлым макияжем на лице.
– Поняла? Завтра же! – хотел добавить что-то обидное, типа «шлюха» или даже совершенно убийственное «блядь», но удержался.
– Поняла, – промолвила она и, обиженно оттопырив нижнюю лиловую губку, сняла с плеча сумочку и пошла назад в комнату.
«Даже лифчик не надела!» – гневно отметил Чернов, выходя на улицу, чтобы успокоиться, а заодно и убедиться, что у подъезда нет черного лимузина или какой-нибудь подозрительной машины с затемненными стеклами, в которых обычно возят проституток.
ххх
Ночью он лежал, ворочаясь с боку на бок. Вставал, пил минералку. Смотрел на свой портрет на стене. Решил завтра же снять этот проклятый портрет и спрятать в кладовку. Нет, просто выкинет его к чертовой бабушке. Мочи нет смотреть на этого эстета-извращенца!
В комнате у Нели горел свет. Она кому-то звонила, шепотом о чем-то договаривалась, плакала, открывала ящики.
– Ключ вам сейчас отдать? – спросила, входя в его комнату. – Извините, что доставила вам столько хлопот, нарушила ваш покой.
– Ничего, я не обижаюсь... Иди сюда, ко мне, – произнес он неожиданно.
Огнем ударило в голову. Словно тысячи ветров, сорвавшись с гор, с океана, с островов, где еще дымят вулканы и дышит земля, ворвались в его душу... Он гладил ее молодое тело, жаркие бедра, мягкую грудь, проваливался в глубокие ущелья и пропасти...
ххх
В комнате так темно, что глазам больно. Глен – нагой, слегка прикрытый простыней. Неля – рядом, едва слышно ее тихое дыхание. Спит.
Глубокая ночь. Совершенная тишина, несмотря на урчание кондиционера. Глену становится страшно. Он проводит ладонью по своей руке, затем тихонько – по ее плечу. Его пальцы продвигаются по ее грудям, животу.
– Эй, проснись, – шепчет он в ужасе.
Но лежащая рядом не шевелится.
В его ноздри вдруг проникают забытые, волнующие запахи подмосковного леса, старой одежды на подмосковной даче. Запах Кириного тела, волос, губ...
Он ощупывает свое лицо. Ему так страшно, будто он сейчас умрет...