Рассказал жене о своих снах. Добавил, что брат все же был несчастлив.
– Что ты все плачешься о нем? Алкоголик, загнал в гроб свою жену, оставил ребенка сиротой. Мало ты за ним ухаживал? Мало сидел в больницах? Сколько раз он тебя прогонял? Да ты ему никогда не был нужен. А теперь переживаешь.
Слова супруги, жестокие, но правдивые, неприятно резанули.
– Да, да. Но ведь все равно – брат.
– Вообще-то, если жалуется – значит, ему ТАМ плохо. Просит помощи, – сказала она.
– А почему просит меня?
– А кого же еще? Его же и ювелиры, и бизнесмены – все бросили. Ты один такой дурной остался.
После этого разговора он твердо решил урну с прахом захоронить. На кладбище в бюро справок узнал участок и место, где похоронены родители Григория. Заказал металлическую табличку с гравировкой, на заводе сделали скобы. В один день сказал жене:
– Нужно бы на кладбище съездить, давно у тещи на могиле не были. Там еще одно дело есть…
3
Солнце подбиралось к зениту, когда они отыскали сто шестой участок. Именно там, как сообщили в справочном, находится могила Яревских – родителей Григория.
Старый, запущенный участок зарос кустарником и бурьяном. Все говорило о том, что здесь давно никого не хоронят и ко многим могилам приходят очень редко.
– Постой здесь, а я поищу могилу, – сказал он жене.
– Я одна боюсь. Пошли искать вместе.
– Чего ты боишься? Тут же никого нет.
– Я боюсь.
Они блуждали среди могил, вглядываясь в фотографии и вчитываясь в надписи. Но могилу родителей Григория найти не могли.
– Яша, идем отсюда. Найдем в другой раз.
Но упрямый муж продолжал ходить вдоль рядов, продирался сквозь колючий кустарник и крапиву, перешагивал через поваленные стволы деревьев и обломки плит.
– Отстань, – цедил он сквозь зубы, когда нытье жены становилось невыносимым.
И вдруг – гранитная плита. Две фотографии и надпись: «Михаил Аркадьевич Яревский. Анна Леопольдовна Яревская».
– Нашел!
Вдвоем молча постояли у могилы, поросшей бурьяном.
– Вот так, отец его пил, сгорел от водки. Теперь мы ему и сына принесли, тоже от водки погиб, – сказал Яков Петрович.
– И жену свою как тот погубил, так и этот, – добавила Лидия Адамовна.
Он выкопал возле ограды ямку, неглубокую, но достаточную для урны. Собрал камешки и насыпал их на дно ямки. Достал из сумки урну – черную, пластмассовую, с выплавленным на крышке ритуальным факелом. Весила урна около килограмма.
– А там действительно прах? – спросила полушепотом Лидия Адамовна. – Интересно, какой он?
Дома как-то раз, одолеваемый любопытством, Яков Петрович открыл плотную крышку урны и увидел там прах – похожий на пепельно-серый крупный песок. Но сейчас праздное любопытство жены его раздражало:
– Все тебе интересно. Обыкновенный прах, – проворчал он и принялся засыпать урну землей.
Засыпав, прижал маленький бугорок земли ладонью.
– Вот – все, что от человека осталось. Как будто и не жил никогда, – вздохнув, промолвила Лидия Адамовна.
– Н-да… – отозвался он.
Затем, отряхнув руки, достал из сумки табличку, скобы, инструменты.
– Яша, а у тебя получится? – осторожно спросила Лидия Адамовна, по горькому опыту зная, как редко мужу удавалась даже простенькая мастеровая работа.
– Отстань, – он и сам-то волновался.
Присев на корточки, стал прикреплять скобами металлическую табличку к ограде. Сопел, что-то бурча под нос. Наконец прикрепил, проверил, прочно ли держится.
– Порядок, – сказал довольный, еще сам не веря, что умудрился такое проделать. – Теперь – по-людски: мать, отец и сын лежат вместе. Да, надо было эту табличку сделать с фотографией…
Поставили в банку купленные цветы. По еврейской традиции положили на плиту по камешку. И пошли на противоположный конец кладбища.
– Надо бы Гришиному сыну в колонию посылку отправить. Продукты, может, вещи какие, – по дороге сказал Яков Петрович.
– У него есть родственники в Америке, пусть и шлют ему посылки. Тебе что, больше всех нужно?
– Да тише, разошлась. Что тебе до них? У них – своя жизнь, у нас – своя. А парня жалко.
Лидия Адамовна хмыкнула. Не ожидала, что мужа так тронет судьба двоюродного брата и двоюродного племянника. Может, дело в том, что, оставшись без детей и внуков, они таким образом стараются спастись от одиночества, от холода подступившей старости? Или на склоне лет родственные чувства обостряются? Или же просто ее муж такой человек – неравнодушный?
Вслух, однако, пробурчала:
– Богач нашелся.
4
Подошли к могиле, где покоилась мать Лидии Адамовны.
– Жаль, что сейчас рядом нет Светочки. Она бы посадила анютины глазки. Мама их так любила…
Пока были с ними рядом дети, эта могила имела более ухоженный вид. Дети любили свою бабушку. Уезжая в Америку, Света взяла с этой могилы горсть земли. Когда-то Света сажала здесь цветы, Вадик красил ограду и подстригал кусты. Но теперь вместо цветов безобразно раскинулся бурьян, а кусты слишком разрослись.
– Мама, вот мы и пришли. Если бы ты встала, посмотрела, какие у тебя хорошие внуки. Если бы ты встала… – запричитала Лидия Адамовна.
– Ладно, – произнес муж. – Давай немного приберем.
Взял лопату, выкопал бурьян. Лидия Адамовна попыталась подстричь садовыми ножницами куст морозника вдоль ограды, но стебли оказались слишком жесткими, не поддавались. Ее руки быстро устали. Вытерли памятник, поставили в банку цветы.
– Света так похожа на маму, одно лицо, – сказала Лидия Адамовна. – Мама, мама, скоро и мы к тебе придем… – снова запричитала она, но муж оборвал ее.
– Что ты спешишь? ТУДА всегда успеем. Нужно жить, понимаешь – жить!
В голубом небе тянулись длинные белые облака...
Вокруг – ни души. Возле могилы справа – место, поросшее травой. Супруги стояли, молча глядя то на могильный камень, то на свободное место рядом.
– Идем, – тихо промолвил он. – Идем.
Он хотел добавить «родная», но почему-то не смог. Взял жену под руку, и они неспешно тронулись в обратный путь. Бездомный пес, поскуливая, плелся за ними.
– Почему я не заказал его фотографию на табличке? А с фотографией было бы так хорошо, а-ах!.. – досадовал Яков Петрович.
Лидия Адамовна вздыхала – устала, болят ноги. Порою прищуривала близорукие глаза и, словно всматриваясь вдаль, говорила:
– Ничего, когда мы приедем к Светочке в Америку, я там все расскажу! Скажу Гришкиным родственникам, что они оставили своего умирающего брата, забыли про родного племянника. И только мой муж повел себя по-человечески. Я им, в Америке, еще устрою…
1999 г.
ДЖОН
Новелла
1
...Домик на берегу Десны. Гладкие листы фанеры, которыми обшиты стены. Листы приколочены мелкими гвоздиками. Мой палец медленно водит по ним, порою накалываясь на заостренные зубчики. Поскрипывают металлические сетки кроватей, изредка у самого окна вдруг вскрикнет ночная птица.
Еще пахнет дымом: полчаса назад, выкуривая комаров, мы жгли здесь газеты и едва не устроили пожар. Горящий обрывок, словно огненный лепесток, упал на пол, обдав жаром лицо Алины. Она отскочила, выронив пылающую газету. В замешательстве оглядывалась по сторонам, не зная, что делать, и если бы не я, отважно ринувшийся…
Не спится. Вероятно, всему виной луна. Ее светом охвачены все предметы: графин и стаканы на столе, стулья, кровати. Душа тоже погружена в глубокий дымчато-лиловый свет. Быть может, в такие ночи Селена скорбит у изголовья навеки уснувшего Эндимиона, а сердца людей наполняются печалью об ушедшей любви... Но когда тебе шестнадцать, грустить и вздыхать о прошлом, пожалуй, рановато. Смутные желания волнуют грудь, да еще когда совсем близко тоже почему-то не может заснуть и вертится на кровати твоя сверстница, а в домике кроме вас – никого.