Их просторный дом был затенен липами, по веранде вилась виноградная лоза. Вадику было позволено многое: в его распоряжении всегда были весла и ключи от замков привязанных лодок, и сети, и старые аккумуляторы. Свинцовые пластинки этих аккумуляторов мы переплавляли на рыбачьи грузила, разжигая костры у домиков. Комендант, завидев такое вопиющее нарушение правил пожарной безопасности – если с нами был Вадик, не орал матом, а вежливо просил переместиться с огнем за территорию базы.
Вадик отдыхал со своей бабушкой. Вне сомнений, в молодости она была эффектной женщиной. Даже сейчас, в свои шестьдесят лет, обращала на себя внимание статью и явно не фабричными манерами: носила соломенную шляпу и стильные солнцезащитные очки, на пляже сидела в шезлонге и под зонтом, редко купалась, в основном читала журналы и, отрываясь от чтения, рассматривала свои холеные руки, унизанные кольцами на длинных ровных пальцах.
Словом, на этой солнечной базе, под снисходительной опекой своей аристократичной бабушки, Вадик чувствовал себя поместным дворянчиком. Мое прежнее сочувствие к нему, как к еврею, здесь сменялось пролетарской завистью и плебейским заискиваньем.
Испортить с Вадиком отношения было проще простого. Унижения и травля в школе развили в нем болезненное самолюбие, а выгодное положение сына замдиректора фабрики разбудило чувство превосходства. Вадик позволял себе легко обижаться, но в пострадавших обычно оказывался сам обидчик, поскольку лишался права кататься на лодках, разводить где угодно костры, а главное – ловить рыбу сетями.
...Мы осторожно продвигаемся по воде, высматривая косяки рыбы. Завидев темные спинки, останавливаемся и растягиваем сеть. Несколько ребят обходят стаю сзади и, выстроившись в цепь, гонят косяк на сеть. Теперь главное – побольше шума.
– А-а! У-у!.. – раздаются наши вопли, и перепуганные рыбы врезаются тупыми головами в узкие ячейки.
– Толян, заходи слева! Джон, бери правей! Поднимаем!
Вынимаем из бурлящей воды сеть, набитую жирными язями и красноперками. Выволакиваем сеть на берег и приступаем к дележке. Львиную долю, разумеется, – Вадику, потому что сеть его и потому что без него ловить сетью открыто, средь бела дня, мы бы не рискнули. Впрочем, Вадику рыба давно не нужна – его бабушка-аристократка говорит, что от вида постоянно прибывающей рыбы уже воротит даже их кота.
Рыбу можно жарить, варить, сушить. Но лучше – продавать. На v-образные срезанные ветки нанизываем через жабры рыбешек. Чередуем крупняк и мелочь, чтобы каждая связка имела, как говорится, товарный вид. Идем к причалу продавать их отъезжающим в город. Потом просим кого-нибудь из отдыхающих купить нам за наши честно заработанные деньги сигареты и пиво.
5
Как-то неожиданно Алина вошла в мой мир и стала в нем божеством. Я ходил вместе с нею на пляж, предлагал сыграть партию в теннис, смотрел с нею телевизор в беседке. И, разумеется, ждал прихода ночи. «Боже, сделай так, чтоб мама и сегодня не приехала! Пусть она остается в городе как можно дольше». Про беду, случившуюся с отцом, я и вовсе забыл.
Снова томительно тянулась ночь в наших пустых разговорах о комарах, о школе. Когда же разговор сворачивал на опасную тропинку любви, все птицы за окном умолкали, перепуганные грохотом моего сердца... Но грохот скоро стихал, потому что Алина начинала расспрашивать о Вадике: как он учится и нравится ли мне, как он играет на гитаре.
– Учится он отлично, он же – еврей. А на гитаре играет неважно, – обиженно отвечал я.
– Можно подумать! Тоже мне, нашелся – Джон Леннон.
Глубокой ночью мы, наконец, засыпали. В полусне я еще долго видел сползающие с ее плеч бретельки купальника, ее загорелую спину, маленькую белую грудь. И себя, подкравшегося и подглядывающего в щель неплотно прикрытой двери...
ххх
Нежно плещутся волны. Под надзором мамаш бегают голозадые детишки. Неподалеку от нас бабушка Вадика дремлет в шезлонге. Мы сидим на подстилке и играем в карты.
– Сегодня мне должны привезти две бутылки вина, – полушепотом говорит Толян. – Я попросил дядю Витю, из десятого домика, он свое слово держит.
– Где будем пить? – спрашиваю я.
– Давай у тебя.
– Нет, мама может нагрянуть в любую минуту.
– Давайте на лугу, – предлагает Вадик. – Там уже собрали сено в стога. Вы ведь тоже пойдете с нами? – спрашивает он Алину и Светку.
Мы заговорщицки переглядываемся – наклевывается что-то заманчивое: вино, стога сена, девушки...
Оставляем карты и идем купаться. Ныряю первым и плыву под водой, сколько хватает сил, в тайной надежде вызвать у Алины восхищение. Выныриваю и оглядываюсь.
Она стоит на берегу, возле нее – Вадик, что-то ей говорит. Сквозь плеск волн до меня доносится ее смех. Они хорошо смотрятся вдвоем: Вадик – высокий, крупный, с шевелюрой черных волос; Алина – тоже высокая, с выразительно округлившимися бедрами. А я, черт возьми, мелковат...
Вот они входят в воду и плывут.
Когда на ГЭС шлюзы закрыты, течения на речке почти нет. Когда же шлюзы открывают, речка, еще минуту назад спокойная, вдруг взрывается: вода с Киевского моря бурно вливается в устье, купаться в это время опасно.
– Поплыли на косу, – предлагает Вадик.
– Сейчас шлюзы откроют, – возражает Алина.
– Ничего, успеем.
– Поплыли, – поддерживаю я Вадика.
Согласившись, Алина плывет вперед. Ей приятно находиться в сопровождении двух влюбленных кавалеров. Мы одолели уже более полпути, как вдруг вдали раздается раскатистый грохот – открыли шлюзы!
Вода стремительно прибывает. Мы энергичней работаем руками. Может, вернуться назад? Тревожно оглядываемся – пляжники на берегу уменьшились до размеров точек. Уж легче доплыть до косы.
Дышать все трудней. То один, то другой из нас кашляет, захлебываясь водой...
Вадик – на косе! Победно потрясает поднятыми кулаками. Затем прищуривает близорукие глаза и всматривается – где же мы.
А нас с Алиной сносит течением. До косы – всего лишь метра три, но при таком мощном потоке и уставших мышцах три метра превращаются в тридцать три. В три тысячи...
Собрав последние силы, бросаю тело вперед. Еще один взмах чугунных рук. Еще... Нога, наконец, нащупывает дно. Ура!
Протягиваю руку Алине. Она плывет, как жалкая собачонка. Пытается схватить мою руку, но ее ладонь выскальзывает из моей. В ее глазах – ужас, течение начинает ее побеждать.
Делаю еще один опасный шажок вперед. Вдруг вспоминаю маму – что будет с нею, если я утону...
Алина цепко хватает мои согнутые пальцы. Протягиваю свободную руку Вадику, и он вытаскивает нас обоих на обетованную мель!
6
Ночное небо усыпано звездами. На лугу стрекочут кузнечики. От выпитого вина шумит в голове. Сжав кулаки, я иду к стогу, за которым только что скрылись Вадик с Алиной. «Увел мою девушку! Ну, сейчас я ему задам трепку! А она? Предала! Лучше бы я ее не спасал!..»
– Джон! Ты куда? – кричит мне вслед Толян.
– А ну вас всех, – махнув рукой, ухожу прочь.
В нашем домике светятся окна. Родители?! Вбегаю, даже не подумав про запах от выпитого вина.
Там – мама, натягивает свежую наволочку на подушку. Лицо ее словно помолодело:
– Сашенька, сынок, наконец-то! Двенадцатый час, я уже начала волноваться.
– Что с папой? Я знаю, что он пытался вынести с фабрики рулон кожи...
Застигнутая врасплох, мама смущена, ее щеки заливает краска стыда:
– Все обошлось благополучно. Отец Вадика пообещал, что до суда дело не дойдет. Золотой он человек, Гольдштейн... А где Алина?