Всем при дворе было с самого начала известно, что этот мужчина со слабыми, вечно холодными руками, изнеженный поэзией и вопросами теологии, всегда питал к жене брата отнюдь не родственные чувства. Поэтому никто не удивился, когда именно её он и предпочёл взять в жены после коронации, и это решение не прибавило новому королю уважения людей. Суаве же согласилась стать его женой, потому что по большому счёту ей уже было всё равно — своё сердце она оставила с мужем в склепе в Долине королей.
С тех пор прошло восемнадцать лет. Королева так и не полюбила второго мужа, но родила от него двоих детей. Даже после второго замужества она не сняла чёрный вдовий кушак, в котором король видел неприкрытое оскорбление своих чувств.
Скорбь по Эдгару и сыну отняли у Суаве часть её красоты, но в глазах Согейра она всегда оставалась такой же красивой, как и была.
Когда он вошёл, королева вышивала, сидя в обитом бархатом кресле. На столике у её кровати лежала чёрная книга с четырехкопеечной звездой Святой благодати, которую она читала вместе с отцом Ноэ, а рядом стояло небольшое зеркало и лежал набор разноцветных шёлковых ниток.
Слуга закрыл дверь, и они остались наедине.
— Моя королева. — Согейр поклонился, но ни одно из одолевающих его тёплых чувств не пробилось сквозь его суровое, побитое войнами выражение лица. Суаве улыбнулась и в его мечтах протянула ему руку, которую он нежно поцеловал.
— Согейр? Ты вернулся?
— Да, моя королева. — Он сделал решительный шаг вперёд. — Король вызвал меня и сына из Вильхейма раньше смены караула.
— Я слышала, на вас снова напали. Как Альвгред? С ним всё в порядке?
— Да, моя королева. Он храбрый воин и ещё не раз переломает кости этим дикарям из Псарни. О нём ещё будут слагать песни.
— Ни минуты в этом не сомневаюсь. — Её мягкое лицо будто светилось белизной в лучах пробивающегося сквозь окна солнца. — Что тебя привело? — Королева закрепила иголку с золотой нитью у пялец. Согейр усилием воли приказал себе не разглядывать Суаве, как какой-то мальчишка.
— Моя королева, я только что разговаривал с Осе. Он поручил мне донести до вас благие вести.
— Мой муж набрался смелости отменить убийство детей, которое называют тавромахией?
Мраморная долина была последней территорией, присоединённой к королевству, и традиция усмирения быков ещё не успела укорениться в умах её жителей. Оттого всё представление о ней маленькая Суаве черпала из рассказов приезжих купцов и гостей. Тогда тавромахия представлялась ей красивым действом, где доблестные юноши борются с быками, подчиняя своей воле неимоверную силу, но все её иллюзии развеялись в первый же год жизни в Паденброге. Увидев состязание единожды, Суаве больше не появлялась на арене Туренсворда — всё её естество противилось кровавому зрелищу. Лишь однажды она сделала исключение, когда сын попросил её поддержать его. После гибели Кирана всё, что было связано с тавромахией, вызывало у неё тошноту.
— Нет, моя королева, — ответил Согейр. — Это касается вашей дочери.
— Ясна? Она снова следила за Влахосом? — Суаве махнула рукой. — Я знаю. Слуга сказал, что снова видел её в конюшне. Ох уж это её увлечение! — На губах королевы заиграла улыбка. — Не стоит беспокоиться, Согейр. Я доверяю Влахосу, а он весьма благоразумен. Я надеюсь, король не злится? Он единственный ничего не знал.
— Нет, моя новость не о Ясне, она касается другой вашей дочери — принцессы Вечеры.
Королева будто изменилась в лице. Она отложила шитьё.
— С ней что-то случилось? — Глубокая морщина прорезала её переносицу.
— Нет, — поспешил успокоить её легат. — Нет, что вы! Всё совсем не так — король даровал принцессе помилование.
Облегчение громким вздохом вырвалось из груди королевы. Она поднялась, и глаза её наполнились слезами.
— Она едет сюда?! Скажи, что она уже едет! — Суаве бросилась к мужчине. — Скажи!
— Да. — Легат с трудом сдержал порыв обнять её и вцепился пальцами в перекинутый через руку плащ, будто то была его перед ней защита. — Король отослал письмо в Эквинский замок несколько дней назад. Принцесса уже в пути. Её видели возле озера Веверн, значит, в Паденброге она будет совсем скоро.