Тор наблюдал за ней. Она надела золотую тунику поверх длинной алой юбки. По подолу туники вились вышитые цветы, пышные рукава украшали многоцветные лепестки. И два кольца на руках, те же, что на Галанниной свадьбе. Огненные волосы заплели вокруг головы и перехватили золотым обручем, и надо лбом три золотые птицы держали в клювах зеленые камни. Он увидел, как она морщится от улыбок придворных, и нетерпеливо стряхнул с локтя Галанну, и с этого момента Галанна больше не притворялась, что улыбается.
Аэрин этого не заметила, потому что никогда не смотрела на Галанну, если могла этого избежать, а когда Галанна отиралась рядом с Тором, то и на Тора не смотрела. Но Арлбет заметил. Он понял, что открылось ему, но не знал, к добру это или к худу. А с королем не часто случалось, чтобы он не знал, как ему поступить. Но он не знал. То, что он читал в лице Тора, разрывало ему сердце, ибо самой заветной мечтой Арлбета было, чтобы эти двое могли пожениться. Однако он понимал, что люди никогда не любили дочь его второй жены, и боялся их недоверия, и имел причины его бояться. Аэрин почувствовала руку отца на плечах, обернулась и улыбнулась ему.
После пира она ушла к себе, уселась на подоконник и стала смотреть в темный замковый двор. Факелы по периметру оставляли омуты глубоких теней у замковых стен. В спальне у нее тоже было темно, и Тека еще не пришла проверить, повесила ли она свою парадную одежду как следует или оставила ее на полу, там, где скинула. В дверь легонько постучали. Она обернулась и удивленно сказала: «Войдите». Успей она подумать об этом, притаилась бы, и посетитель ушел бы, не найдя ее. После зала, полного еды, разговоров и ярких улыбок, ей хотелось побыть одной.
Это оказался Тор. Аэрин видела его силуэт на фоне света из коридора, она достаточно долго просидела в темноте, и глаза привыкли. Но он моргал и озирался, ибо ее фигура сливалась с тяжелыми занавесями, свисавшими вокруг глубокой оконной ниши. Аэрин шевельнулась, и Тор увидел отблеск ее красной юбки.
— Ты чего в темноте сидишь?
— В зале сегодня было слишком много света.
Тор промолчал. Она вздохнула и потянулась за свечой и кремнем. Пламя вспыхнуло, и, несмотря на всю рыжину ее волос, на краткий миг Тору показалось, будто неровные тени превратили Аэрин в старуху, чью-то бабушку. Тут она поставила свечу на маленький столик и улыбнулась ему, и ей снова стало восемнадцать.
Аэрин заметила нечто у него в руках: длинный узкий сверток темной ткани.
— Я принес тебе подарок на день рождения… тайком, поскольку мне показалось, тебе так больше понравится.
«И потому, что так мне не придется ничего объяснять», — мысленно добавил он.
Она сразу поняла, что это меч. С растущим восхищением она смотрела, как Тор разворачивает упаковку, а из нее, сияя, проступает меч, ее собственный меч. Аэрин нетерпеливо протянула руку и вынула клинок из ножен. Он был гладкий, только с небольшими насечками на рукояти, чтобы не выскальзывал из пальцев. Но она чувствовала, какой он легкий и настоящий и идеально ей по руке, и рука ее дрожала от гордости.
— Спасибо, — произнесла она, не отрывая глаз от меча и потому не замечая надежды и жалости, с которой Тор смотрел на нее.
— На рассвете испытаешь его, — сказал Тор, тон его голоса выдернул ее из грезы, и она подняла глаза на него. — Жду тебя на нашем обычном месте, — продолжал он, стараясь говорить так, словно им предстоит обычный урок, такой же, как любой другой.
И если ему это не удалось, то Аэрин все равно не поняла почему.
— Это в тысячу раз лучше, чем очередной халат, — легко произнесла она и с радостью увидела, что он улыбается.
— Это был очень красивый халат.
— Будь он не такой красивый, я бы не питала к нему такого отвращения. Ты был такой же вредный, как Тека, когда пытался заставить меня лежать в постели или всю жизнь бродить по моим покоям в халате.
— И это помогло тебе выздороветь, не говоря уже о том, что ты не могла стоять на ногах, чтобы либо не сомлеть, либо не рухнуть.
— Мне больше помогли твои уроки. Необходимость постоянно сосредотачиваться выгнала из меня остатки сарка, — возразила Аэрин, легонько помахав деньрожденным подарком у него под носом.
— Я тебе почти верю, — печально ответил он.
Так они и стояли, глядя друг на друга, с поднятым между ними обнаженным клинком, когда в открытую дверь позади них вошла Тека.