Вступив в зал, Боб по кругу наскоро оглядел сокровища. Повсюду валялись золотые вазы, идолы, каски, пекторали [12], анку погонщиков слонов — все украшенные инкрустацией и драгоценными камнями. Из поваленных набок или разбитых кувшинов высыпались потоки драгоценностей — ожерелья, кольца, редчайшие геммы, некоторые прямо-таки гигантских размеров. Там были алмазы из Самбалпура и Карноула, ляпис-лазурь из Бадахшана, сапфиры с Тибета, самый лучший цейлонский жемчуг, изумруды, аметисты, топазы, бериллы всех оттенков, бирюза, опалы — состояние сотен тысяч ювелирных магазинов и счастье множества женщин.
В стене напротив была видна еще одна дверь. Скользя между крупными изделиями и хрустя драгоценными камнями, которые иногда попадали ему под ноги, Боб пересек зал и добрался до двери. За ней был еще один зал, но меньше первого. Однако, как и предыдущий, он был заполнен драгоценными изделиями и камнями. Но Морана поразило другое: на маленьком каменном алтаре лежала золотая корона. Это было простое кольцо или, точнее, обруч, высотой около десяти сантиметров, без всякого орнамента, но украшенный тремя рядами бриллиантов и изумрудов невообразимой красоты.
Моран сразу же сообразил, что перед ним чудо — легендарная корона Голконды, за обладание которой Аурангзеб некогда пролил столько крови.
Глава 11
Боб Моран никогда не попадался на крючок богатства, он всегда признавал его суетность. Однако перед таким обилием и красотой драгоценностей спасовал и он. Это его ошеломило и опьянило. Их количество могло пополнить казну не одного государства из ныне существующих, уж не говоря о состоянии многих и многих богатейших семей мира!
Француз шагнул вперед, отложил электрический фонарь и обеими руками схватил корону Голконды, чтобы рассмотреть ее поближе. Одна только эта корона могла обеспечить на всю жизнь Джини и разрушить все расовые барьеры, которые ее окружали.
Однако это чувство опьянения богатством у Морана скоро прошло. Он поставил корону обратно на цоколь, где она до того находилась, и подумал, что ничего из этого великолепия не достанется его компаньонке, а попадет в руки господина Минга и послужит осуществлению его темных планов и задумок, о которых упоминал Думпа Раи.
При одной этой мысли в груди Боба стал разгораться благородный гнев.
«Почему, — мыслил он, — я должен искать средство, как выбраться отсюда, не прихватив с собой хоть горсть драгоценностей?»
И тут он мгновенно принялся за дело. Сбросил пиджак, снял рубашку и разорвал ее на несколько квадратных кусков, сделав из них узелки, в которые переложил из кувшинов самые лучшие алмазы и изумруды, которые ему только попадались под руку. Таких узелков набралось шесть. Два из них он засунул в карманы брюк, два в наружные карманы пиджака и два во внутренние. Фигура его приобрела несколько странноватый вид, но в данном случае ему было наплевать на это.
Боб улыбнулся и прошептал:
— Мне остается теперь сидеть и дожидаться, чтобы господин Минг проявил нетерпение и обнаружил себя. Другого выхода нет.
Француз проверил, сможет ли он быстро выхватить пистолет из-за пояса. Затем, отвернувшись и сев спиной к двери, он сделал вид, что полностью поглощен созерцанием короны.
Ожидание его было не столь уж долгим. Шуршание за спиной Морана дало ему понять, что приближаются несколько человек. И тут вдруг раздался мягкий медовый голос, в котором мед был перемешан с ядом, голос господина Минга:
— Рад с вами познакомиться, команден Моран.
Поскольку Боб уже был готов к подобному обороту, он не вздрогнул. Медленно встал и обернулся, взяв в руки корону Голконды.
Минг стоял у входа в сокровищницу, а рядом был Хуберт Язон с фонариком в руке. Позади вырисовывались несколько индийцев со свирепыми лицами, наверняка дакоиты. Минг был в той же, напоминающей пасторскую, одежде, в которой Моран видел его в Коломбо, а на лице застыло выражение уверенное и демоническое, так поразившее француза при первой встрече. Под огромным выпуклым лбом блестели желтые глаза, производящие гипнотическое воздействие, глаза не земного существа, а как бы некоего пришельца из другого времени или пространства. Они, это выражение лица и блеск глаз, казались бы нелепыми у другого, но не у господина Минга.
Продолжая держать корону, Боб смотрел прямо в лицо своему противнику. Он погасил фонарь и в свою очередь ответил:
— Я тоже рад встретиться с вами, господия Минг…
Минг повернулся к Язону и скомандовал:
— Поставьте этот фонарь на землю так, чтобы мы с команданом Мораном могли видеть друг друга…
«Король покера» повиновался, а Минг продолжал, снова глядя на француза:
— Если не ошибаюсь, вы назвали меня «господин Минг». Вы что же, знаете меня?
Моран слегка улыбнулся, как бы проявляя некоторую скромность.
— Как и у вас, у меня тоже повсюду уши. Достаточно прямо задать некоторым людям вопрос, и они расскажут о вас многие вещи… — Он замолчал и повертел в руках корону, которая брызнула всеми лучами радуги. — Я полагаю, господин Минг, — проговорил он безразличным тоном, — что мы здесь не для того, чтобы просто поболтать, не так ли? Я предлагаю вам сделку…
Боб прилагал все усилия, чтобы его слова и движения не заставили Минга насторожиться. В то же время он внимательно следил за полуприкрытыми веками желтыми глазами собеседника.
— Сделку? — спросил Минг. — О какой сделке может идти речь?
Моран ответил вопросом на вопрос:
— Вам нужны сокровища Голконды, не так ли?
Собеседник утвердительно слегка кивнул и просто ответил:
— Конечно.
— Ну что же, — продолжал Боб. — Зная, что вы и ваши дакоиты следят за мной, я привел вас сюда. А вот и сокровища. Они ваши. Однако я хотел бы иметь кое-что взамен…
— Взамен? — удивленно спросил Минг. — Знаете, команден Моран, я ничего не даю взамен того, что принадлежит мне. Однако я вас слушаю. Что вы хотите?..
— Спасти жизнь мисс Савадра… и свою собственную.
Пока шел этот разговор, дакоиты проникли в зал и встали по обе стороны двери, а в проеме оставался Хуберт Язон.
— Оставить жизнь мисс Савадра и вам… А зачем мне это?
— А почему бы и нет, господин Минг?
— Хотя бы потому, что вы человек опасный, команден Моран, и потому что в мире не так-то много людей, подобных вам, могущих в будущем помешать мне реализовать великие планы, которые я вынашиваю.
Моран не стал терять времени, расспрашивая, какие планы имеет в виду Минг. Ему хотелось лишь вывести Джини и себя из тупика, в который они попали.
— А разве мисс Савадра тоже опасна? И вы не испытываете к ней никакой жалости?
— Жалость? — как эхо прозвучал голос Минга. — Это чувство мне неизвестно, ибо оно располагает к слабости. Поэтому-то, командан Моран, вы и мисс Савадра умрете. Сначала вы, потом она.
Моран теперь знал, что совершенно бесполезно пытаться разжалобить эту загадочную личность, что Минг жесток и бесчувствен.
— Заверяю вас, что страдать вы не будете, — продолжал Минг. — Нет равных моим дакоитам в искусстве владения кинжалом. Конечно, я мог бы сделать вашу смерть более изысканной, но на это нет времени, к тому же сегодня я не расположен к шуткам…
Естественно, Моран не сомневался, что Минг может подвергнуть своих врагов изощренным пыткам с медленной смертью, ибо если, как говорил Думпа Раи, он был сведущ во многих областях науки, то уж пыточную науку освоил наверняка достаточно глубоко. Боб вспомнил слова, произнесенные Мингом перед своими сообщниками в Коломбо: «Не забывайте то, что случилось пару лет тому назад с неким Федором Игаревым…»
Конечно, Боб не знал, что случилось с этим самым Федором Игаревым, но ни в коем случае не хотел бы оказаться на его месте. Но не столь же незавидной окажется его, Морана, собственная участь?
Он бросил короткий взгляд на дакоитов. Тонкие и напряженные тела, лица жестокие и замкнутые, только глаза блестят. «Наверняка фанатично преданы Мингу, — подумал француз, — готовы по первому его жесту совершить самые жуткие преступления…» Он видел, что каждый из дакоитов держит в руке отточенный кинжал, и вспомнил, как были убиты Радж Сингх и его слуги. Боб не смог удержаться от охватившей его нервной дрожи. И чтобы перебороть себя, он начал смеяться, стараясь, чтобы смех не звучал фальшиво. Смех восстановил его нормальное бойцовское состояние.