так, Таську потерял. Непрерывно звонит телефонный звонок. Вяло беру трубку. - Сашка, это Коля Басманов. У нас беда. Только что сообщили, что убили главного.
В парадной киллеры пристрелили Семеныча. - У меня тоже несчастье. Только что убили Тасю. - Да что ты говоришь? Кажется на нас пошли в открытую. Я бросил трубку. Через три дня похороны. На кладбище полно народу, слышны гневные выкрики, прощальные слова. Хоронят двух хороших людей, а ведь могло все быть иначе. Как она сказала, я тебя предала один раз, теперь..., впрочем теперь, ты погибла как на фронте, еще неизвестно кто кого победил. Дома я переписал статью о Коняеве. Прошло три дня, в редакции пока временный главный, это осторожный полный человек, по моему он трус. - Нет, Саша, твою статью не могу пропустить. - Почему же, Семеныч разрешил... - А я не могу. Он погиб из-за этого. Могут погибнуть все. - Вы трус... Главный пыхтит и наливается краской. - Может быть я и трус, но пока на этом месте... не позволю проливать дальше кровь... Ты сейчас в ярости и не думаешь об остальных, посмотри вокруг, вон Ася,
талантливая журналистка, мать двоих детей, за что она должна погибнуть, а Иванов
Генадий, умница, самый гениальный оператор в чем он виноват, посмотри на остальных. Газета выпустит статью и нас взорвут, эти люди погибнут. - А вы не подумали о других, кто не в стенах нашей редакции. Тысячи людей будут жить на грязной помойке и будут медленно загибаться от излучения. Там же будет рождаться наше молодое поколение, оно тоже быстро постареет и сгниет, а почему? Да потому что наш главный - жалкий трус. Он устало развел руками. - Мне очень жаль, что мы не поняли друг друга. Я поступил по другому. Размножил статью в десятках экземпляров и пошел отправлять во все стороны, на телевидение, в газеты, в прокуратуру, в ФСБ, президенту и даже в "Гринпис". Меня выловили на улице. Подъехала "Волга" и двое человек с улицы ловко втолкнули
в ее распахнутые двери. Очкастый следователь перебирает бумаги. - Расскажите, Александр Сергеевич, как вы докатились до такой жизни? - Это до какой? - Сколько вы изнасиловали и убили девочек и девушек? - Да вы что? - Ничего. Придется отвечать перед законом. Сейчас проведем опознание и если вас опознают, то уже ничего вам не поможет. Меня сажают перед стеной среди четырех парней, вешают третий номер и яркий свет обрушивается на нас, напротив же - наоборот, свет гаснет. В темноте женский голос кричит. - Это он. - Какой номер? Скажите громко. - Третий. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Расстрелы в тюрьме начинаются только ближе к зиме. Нас в камере четверо и мы с ужасом ждем этой поры. Пока еще лето, но осталось два месяца до исполнения приговоров. Худенький Коля сидит по-турецки на своей койке и неторопливо рассуждает. - Есть понятие, везет и не везет. Везет, это когда ангел помогает тебе делать дела чисто, а вот стоит обидеть его, он тут же заставляет тебя сделать глупость. - Выходит глупость делаешь не ты? - это задает вопрос наш ученый, бывший врач, доктор от медицины Виктор Беленький. Он стоит под форточкой и с наслаждением смолит сигарету. - Значит глупость заставляет тебя делать ангел? - Вот именно. Шестнадцать раз я выходил на дело и все было чисто. А вот на семнадцатом... Похулил по пьянке бога и на следующий день напоролся на неприятности. - Хороши неприятности, - усмехается доктор, - четверых человек зарезал... - Вы не поверите, но мне казалось и сейчас кажется, что не я поднял на них руку,
а кто то руководил мной. Кто мог знать, что эти несчастные тогда окажутся дома? Только он всевышний и если бы я с ним был в ладу... - Одним словом, ты не виноват, все что ты делал, это судьба злодейка. - Вот именно. - Тогда с Сашей совсем плохо дело, он с детства насолил богу, теперь его все время ведет только плохой ангел, он поэтому почти десять раз изнасиловал и убивал молодых женщин и девочек... Саша это я. Мне как раз попалась интересная книжка про любовь, но я в пол уха слушаю их разговор. - Конечно, - подтверждает Коля. - Видно он здорово обидел своего хранителя. - Сашка, - орет доктор, - да отвлекись ты, лучше скажи нам за что ты обидел с детства ангела хранителя. - Иди ты... Чего привязался то? - Во..., - подводит итог Беленький, - даже сейчас бедный Сашка не может отвязаться от давления оказываемого на него злым ангелом. Из него злость так и прет. Мне не хочется вступать в дискуссию, я делаю вид, что продолжаю читать. - Ты сам то, док, - это слышен бас четвертого заключенного нашей камеры отпетого
бандита Кешки Рулевого, валяющегося на койке, - под каким давлением, блин, людишек то резал. - Я их не резал, я им давал умереть спокойно. - Они лыбились небось перед смертью. - Можно сказать так. С радостью шли. - Врешь, док. В этот момент, блин, на их роже был только ужас или изумление. - Это у тебя так, а у меня все были добровольцы. Они с радостью шли на смерть. - Сволочь, ты, док. - За что же я так удосужился получить такое звание? - А потому. Я, блин, не могу так... красиво говорить, но нутром чувствую, хреновей тебя здесь нет. - Это хорошо, что ты еще что то чувствуешь. Такие бандюги как ты, обычно не имеют чувств, когда совершают грязные дела, они только просыпаются в камере перед смертью... - Ах, ты, дерьмо, - койка зашевелилась и Кешка сделал попытку подняться, - я тебя, блин, сейчас умою кровью. Я отстранил книжку и с интересом смотрю за событиями. Кешка конечно сильней доктора, но... у него сейчас черная тоска и двинуть как следует рукой ему не хочется... Но тут положение спасает Коля. - Мужики, вы что охреновели что ли. Через пару месяцев все вы перед стеной умоетесь кровью... Зачем она нужна раньше то. Эта "мудрая речь", остановила петухов и Кешка с облегчением опять валится на койку. Слышен стук в окошко двери. За нами иногда следят. - Раньше каждому смертнику по камере давали, - как бы невзначай замечает доктор,
- а теперь все камеры переполнены, нас всех и затолкали сюда. - Нет, одному нельзя, лучше когда с кем нибудь поговорить надо..., - отвечает ему Коля. - Перед смертью не наговоришься, - цедит сквозь зубы Кешка. Опять в дверях стук, но в этот раз они открываются. - Эй, Селиванов, на выход. Селиванов это я. Отбрасываю книжку и иду к двери. Огромный надзиратель, говорят в бытность один из известных бандитов, открыл дверь. Он пропустил меня в коридор
и поспешил запереть камеру. Мы идем, как суда по шлюзам, дожидаемся, когда откроются одни решетчатые ворота, потом, когда ты вплывешь в следующий коридор, они закроются, открываются другие и так далее. Меня приводят в комнату "свиданий". Там сидит мой новый адвокат, уже немолодой Григорий Иванович Семенов. - Здорово, Саша. - Здравствуйте, Григорий Иванович. С того момента, как завертелось мое дело, это уже третий адвокат. Я сажусь напротив него. - Чего-нибудь новенькое есть? - с надеждой спрашиваю его. - Я ездил в верховный суд, они еще не пересматривали твое дело... - Но... пока они размышляют, меня могут за одно со всеми расстрелять. - Не имеют права, хотя... я навидался много и знаю, что по глупости или умышленно могут сделать что угодно, даже плюнув на закон. Поэтому и тороплю их. Собственно говоря, я еще почему здесь? Несколько раз перечитывая твое дело, я наткнулся на один пустячок. Мария Чирикова, основной свидетель обвинения, утверждает, что когда ты ее насиловал на чердаке, то поранил ее кольцом, нанеся царапину по скуле. - Ну и что? - Вот читаю выдержку из протокола. "Вопрос защитника: - С какой стороны была у вас царапина? Ответ свидетеля: - С правой стороны. Вопрос защитника: - Вы уверены в этом? Ответ свидетеля: - А как же. Вот и в медицинском освидетельствовании написано - с правой стороны. Вопрос защитника: - Тогда непонятно. Кольцо у обвиняемого на правой руке, вы лежали к нему лицом. Он мог оцарапать вам только левую сторону. Ответ свидетеля: - Я отбивалась и мотала головой во все стороны, он задел меня