Слова старика были ужасны и еще ужаснее оттого, что были правдой. Зернохранилища барона де Плюсси были заполнены до половины даже к началу весны. Лето обещало быть засушливым, а урожай — малым. Жертва целомудрием не казалось такой уж большой платой за благополучие всей деревни, вот только жертвовать им нужно было мне, и для меня одна мысль о бароне была непереносимой.
— У меня есть время подумать?
— Думай, не думай, ты ничего поменять не сможешь, Мария. Свадьба состоится, как только сорок дней со смерти твоей матушки пройдут. Все уже решено.
Кем? Я такого не решала, и согласия не давала. Но похоже, тут оно и не требовалось вовсе. А еще так из-за монет, взятых у Вив переживала. Думала, по дешевке себя продаю! А вон оно как оказалось — тут и без спроса бесплатно отдали. Хорошо, хоть монеты ухватить успела! Хотелось бросить чашу с вином и разбить ее о стену, но у меня не было денег, чтоб заплатить за нее старосте. Я аккуратно поставила ее на стол.
— Я могу идти?
— Иди. И не приноси нам проблем, Мария.
Я кивнула, и словно во сне вышла на крыльцо. Еще пару дней назад моя жизнь была спокойной и предсказуемой, и все невзгоды могла отпугнуть матушка своей улыбкой и лаской. Почему же все так быстро обернулось ночным кошмаром?!
Дул мерзкий апрельский ветер, но прятаться от него не хотелось. Может, я замерзну и изнутри, и перестану чувствовать эти отчаянье и боль?
— Чего застыла, точно статуя? — незаметно подошедший Тук напугал сильнее, чем все демоны Ада. — Старик тебя проводить велел. Боится, что сбежишь, а ему потом перед господином оправдывайся. А тот оправданий не любит.
Тук рассмеялся, точно простывшая ворона.
— Ну, чего хмуришься? Будто есть где-то жизнь лучше! Мой Том хороший парень и о тебе позаботиться. Тряпок там купит красивых, бус разноцветных из стекла. Самая красивая в этой деревне будешь ходить, остальные девки обзавидуются.
Обрисованное им будущее было обычным, даже в чем-то привлекательным. Почему же даже думать о нем было тошно до дрожи? Я шла быстро, надеясь поскорее добраться до дома и избавиться от неприятной компании. Тук мое молчание и отсутствие интереса не замечал вовсе, и продолжал вовсю болтать:
— Ты, Мария, девка умная. Покумекай одна на досуге, и сама поймешь, что хорошую жизнь тебе предлагают. А твоя свобода, она на что? В бедности прозябать старой девой? Или в город сбежать, чтоб там всех мужиков по трактирам ублажать? — он сам рассмеялся своей шутке, а вот мне совсем не было смешно. — Ладно, смотрю, ты не отошла еще, молчишь, будто мертвая уже. Оставлю тебя, а ты будь умничкой и через месяц жди сваху.
Он ушел, оставив меня посреди пустынной ночной дороги, а у меня в ушах все стояли его слова. Сбежать в город. Сбежать. От побоев Тука, его сына и от барона де Плюсси. Туда, где никто не будет меня знать и никому не будет до меня никакого дела.
Сбежать. Такая глупая мысль, что Тук даже рассмеялся. Но разве неизвестность могла быть страшнее жизни, полной горя и несчастий? В детстве матушка рассказывала, что в столице собраны всякие чудеса: есть белокаменные башни, выше даже нашей церквушки, в целых пять этажей! А на верхушке у той башни живет птенчик, да не настоящий, а деревянный, но каждый час все равно выскакивает из маленьких, специально для него сделанных чугунных ворот, и поет, будто живой. И что по нему люди в столице время и понимают, а иначе запутались бы — там ведь и ночью светло, как днем. Что дороги, по которым ездит король, всегда устланы самыми дорогими тканями, а народ потом за ним бегает, да эти ткани собирает, но не на продажу, а своим деткам на удачу. А еще — что там есть Университет, где собраны все в мире знания, и что книги там хранятся в огромных зданиях — больше чем вся наша деревня, и учат там всему-всему.
Может, травничеству тоже учат?
Словно околдованная, я зашла в дом и осмотрела его. Проваливающиеся доски пола, покосившееся окно, скребущиеся по углам мыши. Тут не было ни одной вещи, ради которой стоило бы остаться. Все теплые воспоминания о матушке и нашей жизни в этом доме и так всегда будут со мной.
Решившись, я почувствовала невероятную легкость.