— Я пойду одна.
— Не стоит этого делать.
— Мне нужно всего несколько минут, — уверила я его. — Я пойду в катакомбы помолиться. Только в ту часть, что патрулируется стражей. Если я не вернусь, когда монастырский колокол пробьет час, приходите за мной.
Он как будто собрался схватить меня за руку, но передумал и сказал только:
— Будьте осторожны, моя королева.
Я улыбнулась ему и пошла прочь от толпы.
Камни пола у меня под ногами давно стали идеально гладкими, ведь Бризадульче был построен почти две тысячи лет назад, когда Господь спас наших предков из погибающего мира и своей праведной десницей перенес их сюда.
По пути я вела ладонью по грубым камням стены, их твердость успокаивала. Я представляла себе дворец, стоящий посреди древней столицы, которая, в свою очередь, протянулась вдоль полуострова, окруженного с трех сторон океаном и с четвертой — пустыней. Мой новый дом отличался необыкновенной стойкостью и неизменностью, несмотря на окружающие его стихии, что по полгода обрушивали на него страшные песчаные бури и ураганы, а в остальное время оставались просто непостоянными и грозными соседями.
Спасение города заключалось под ним. Мой старый учитель рассказывал, что давным-давно, до того как сюда пришли люди, на месте нашей великой пустыни было море. Потом из-за какой-то природной катастрофы вся вода ушла глубоко под землю. Теперь подземное море встречалось с океаном в пещерах под моими ногами, обеспечивая всегда свежую воду для оазиса моей столицы.
Катакомбы, построенные специально для того, чтобы использовать природные, образованные водой пещеры, были моим любимым местом уединения.
Страж у входа не удивился моему появлению. Он встретил меня поклоном и улыбкой.
— Рад видеть вас в целости и сохранности, ваше величество, — сказал он. — Я слышал о том, что случилось.
— Спасибо, Мартин, — но я не хотела говорить об этом. — Как ваша жена?
Он был одним из самых молодых в королевской охране, и трудно было поверить, что кто-то, чуть-чуть старше меня может уже быть женат и ожидать появления ребенка.
— Девятый месяц уже пошел. Каждый день проклинает пустыню с ее жарой. — Он снял со стены фонарь и передал мне. Потом застенчиво улыбнулся: — Если будет девочка, она хочет назвать ее Элизой.
Я чуть не уронила фонарь.
— А… Хорошо… я польщена, конечно. Пообещайте, что принесете показать мне ребенка, когда он родится.
Он стукнул себя кулаком в грудь — знак твердого обещания.
— Клянусь, ваше величество.
Странная вещь — быть королевой, когда каждому твоему слову придается особый смысл. Я чувствовала себя неловко, с фонарем в руке спускаясь по холодной узкой лестнице. Платье волочилось по ступеням сзади меня, но мне было все равно. По пути я молилась, просила Бога благословить ребенка Мартина, может быть, Элизу, чтобы она выросла очаровательной, стройной и красивой.
Желтоватое мерцание освещало мой путь. Я скользнула под низкую арку и оказалась в огромном Зале Черепов.
Это настоящий храм костей. Черепа лежат в нем, как кирпичи, до самого сводчатого потолка, уходящего во мрак. Посередине стены тянется ряд крупных черепов, их челюсти открыты и внутрь вставлены зажженные обетные свечи. Изогнутые реберные кости обрамляют темнеющие углубления в стенах.
Я устала от смерти. Когда я закрываю глаза, я вижу кровь, уходящую в песок, плоть, тающую, как воск, в огне анимагов, гангренные язвы, безжизненные глаза. Но эти прекрасные черепа свободны от гниющей плоти, они спокойно улыбаются. Мне нравится это напоминание о том, что смерть лежит в самом основании моего города, что после смерти что-то остается на века.
Я вошла в третью пещеру направо, к усыпальнице короля Алехандро де Вега. Здесь еще пахло розами и ладаном. Я закрепила фонарь на стене и стала ждать, пока глаза привыкнут к тусклому свету. Было слышно, как где-то в пещерах течет подземная река. Она была так близко, что колебала влажный воздух, и свет фонаря беспокойно мерцал.
Пять каменных гробов покоились на гигантских пьедесталах, но скудный свет фонаря озарял только ближайшие три. В одном лежал отец Алехандро. В другом — первая жена моего мужа, умершая при рождении нашего принца, Розарио.
А в третьем — мой муж.
Гроб был покрыт шелковым флагом, я провела по нему пальцами. Флаги свисали и с других гробов, но они были изъедены временем, а может быть, влажным воздухом, что колол мне ноздри.
— Здравствуй, Алехандро, — мой шепот эхом разнесся вокруг.
Говорить с мертвым глупо. Могут ли переступившие барьер, что отделяет нас от загробной жизни, видеть и слышать тех, кто остался? Священная Книга не разъясняет этот момент. Но я все равно говорила с ним, потому что даже глупое утешение — это уже кое-что.