Будущая королева
Дазана и Питера повязали в борделе, и как они с Селваном не старались прорваться из комнаты, их троих связали, прихватив с собой и Сицилию. Связанных и избитых, всех четверых доставили в камеры верхнего уровня, раскидав их по маленьким клеткам. Дазана правда через пару минут куда-то увели. Питер пытался пробиться сквозь клетки, бросался на железные прутья и только себе вредил, нанося раны на открытые участки кожи. Кричал, что как только выйдет отсюда, всем головы поотрывает, если с головы его брата упадет хоть один волос. Селван же радовался, что Сицилия рядом и хоть губа разбита, но жива.
— Если нас схватили, что с королевой? — Сицилия сидела на грязном полу, поджав под себя ноги, и размышляла, поглядывая на бесновавшегося Питера и спокойного Селвана. — Будем надеяться, что с Мэлисентой все хорошо.
— Думаешь все это не случайно? — спросил Селван и огляделся. Клетки стоящие рядом с ним были пусты, ну кроме тех в которых бесновался Питер и была Сицилия, все помещение было круглой огромной комнатой, вернее каменным мешком из которого был лишь один выход.
Девушка подняла голову от своих рук и кивнула: — Кто-то же знал, что мы все именно там. За нами пришли, двадцать хорошо вооруженных мужчин, нас крутили быстро и привели сюда. Питер кто нас схватил?
Питер осел на пол и простонал: — Он нас не пощадит. Видно ему надоели его игрушки. Решил сменить? — крикнул он в пустоту. — Ты же меня слышишь. Что мы надоели? Так мы исполняли твои приказы с верностью псов, — опять его крик в пустоту. — Выйди хоть раз и взгляни мне в лицо, а не прячься за маской.
Сицилия встала, пытаясь рассмотреть в темноте узкого входа хоть кого-то, с кем разговаривал Питер: — Там никого нет.
— Есть. Он всегда знает все, он все видит и слышит, — ухватившись за прутья клетки, и рыча как зверь, говорил Питер. — И он здесь. Ведь он хочет видеть наше падение. Так ведь? Эй ты, выйди уже, хватит прятаться, — и опять его крик в темноту.
Селван крякнул в тот миг, когда темнота узкого входа подернулась дымкой и в комнату вошел мужчина: высокий, укутанный в плащ.
— Я никогда не прятался, а соблюдаю конспирацию. А мои игрушки мне не надоели, просто ты мой друг стал слишком непослушным. Самовлюбленный глупец, решивший, что может со мной тягаться. Я ведь дал тебе все, что ты хотел, а тебе хотелось большего. Ты стал неуправляемым Питер Итон, — голос был приятным, спокойным и немного ироничным. Мужчина двигался плавно, а когда снял капюшон с головы, Селвана увидела перед собой черноволосого сероглазого мужчину. — Ты ушел от меня сам, бросив все на брата и решив, что бордель — место, где ты сможешь утопить свою печаль.
— Я ушел, потому что больше не мог смотреть на то, что ты творишь, — ответил Питер.
— А что я творю? Улей? Там жизнь намного лучше той, что ты видел внизу, там чисто, а то, что маги пребывают в темноте иллюзий, так это для их блага.
— Блага? Ты возомнил себя королем…
— Я и есть король, — перебил его Герард. — не перегибай палку мой друг. Забыл как корчился у моих ног, как просил спасти брата, всего переломанного между прочим. Как соглашался на все мои условия, что уже забыл? И скоро у меня будет королева и тогда все это мне будет неинтересно.
— У тебя уже есть королева, — выплюнул Питер. И столько было в его голосе злобы, что Сицилия плечами передернула.
— Другая королева, добрая, светлая, милая, любящая, — Герард стоял перед клеткой Питера и улыбался. — Ты даже не представляешь ее силу, ее мощь, ее магию.
Сицилия ахнула: — Мэлисента.
— Правильно, княжна, Мэлисента. Скоро она станет моей королевой. Я вас отпущу вечером, а пока посидите здесь. Отдохните, выспитесь и подумайте о своем будущем, — Герард развернулся и направился к выходу, набрасывая капюшон себе на голову.
— Не трогай ее, — прорычал Питер, опять набрасываясь на прутья. — Не трогай ее!
— Поздно, мой друг, — Герард исчезал в темноте коридора, а Питер опять набросился на прутья решетки, пытаясь пробиться сквозь них.
Киих толкнул дверь в покои будущей королевы и замер. Мэл еще пару минут назад спящая в кровати на груди Хенола, набрасывала на плечи плащ, улыбаясь Хенолу, который пытался справиться с ее волосами, потом бросил эту затею и сделал косу, укладывая ее ей на грудь.
— Госпожа! — и замер, потому что девушка улыбнулась ему, чуть наклонив голову.
— Киих, и давно ты служишь ему?
Молодой человек сделал шаг вперед и опустил взгляд. Смотреть в пол было легче, чем сейчас врать. Он ведь ревновал ее. Ревновал ее к рабу застывшему у нее за спиной, рабу, которому она разрешила себя обнимать. Рабу, которого так и чешутся руки убить, потому что он дотрагивался до ее волос, а он Киих еще нет.