Кэтрин Фишер
КОРОНА ИЗ ЖЕЛУДЕЙ
Памяти Джона Вуда
ЗАМЫСЕЛ
Я обратил свои помыслы к улучшению города посредством архитектуры.
БЛАДУД
Имя мое под запретом. Отныне никто не смеет перемолвиться со мною, коснуться меня или приблизиться ко мне. Вообрази, каково это, ты, живущий далеко за кругом времен. Болезнь приносит горе простому смертному, но если болен правитель, погибель грозит стране, и повинен в том он один.
Меня преследовали зуд и лихорадка. Каких только снадобий я не испробовал. Но вскоре, подобно бледнеющей луне на небосводе, нарывы и гнойники — отметины болезни — проступили на коже.
Жертвы были принесены, знамения прочитаны. Камни поведали мне, что надлежит исполнить.
В самый темный час ночи я встал с постели и покинул мое королевство.
Мои подданные, боясь заразы, замотали лица и выстроились вдоль холмов. Моя жена и дети в страхе бежали от меня.
Я стал изгоем.
Призраком под луной.
Я обходил народ кругов стороной, дабы они не увидели, во что превратилось мое лицо.
Не ведаю, сколько месяцев я пролежал, зарывшись в палые листья. Вне кругов нет времени и способов его измерить.
Моя одежда превратилась в лохмотья. Царапины на коже сочились гноем. Я был бедствием моей страны, ее проказой. Правителем, друидом и смертным.
Я жаждал чуда.
И обрел его.
СУЛИС
Она держала на коленях сиреневый рюкзак, который Элисон купила ей в Шеффилде, и разглядывала прекрасный город, где ждало исцеление.
Грязное стекло вагона не мешало любоваться зданиями на холме, шпилями, резными террасами и широкими улицами, высеченными из золотисто-медового податливого камня. Соразмерность во всем. Совершенство.
Элисон, наблюдая за ней, спросила с улыбкой:
— Похоже на то, что ты представляла?
— Гораздо красивее.
— А под землей и впрямь римские развалины?
Она кивнула, не сводя глаз со своего отражения в стекле.
— Горячие ключи. Храм богини.
Не зря она полдня проторчала в шеффилдской библиотеке.
— Кажется, с домашним заданием ты справилась, — рассмеялась Элисон.
Вот ведь манера — разыгрывать из себя недалекую работницу социальной сферы!
— Римляне назвали город Aquae Sulis. Воды Сулис. Это имя богини, — буркнула она и хмуро взглянула на Элисон.
— Так вот откуда твое имя! Неудивительно, что я о таком не слыхала.
Из динамиков раздался хриплый голос:
— Пересадка до станций Бристоль-Темпл-Мидс и Таунтон. При выходе из вагонов не забывайте свои вещи и смотрите под ноги.
Она встала — под ложечкой засосало — и перекинула сумку через плечо. Элисон протиснулась мимо мужчины, погруженного в «Таймс», сильными руками стянула с багажной полки два чемодана и бочком, неуклюже потащила их по узкому проходу.
Поезд затормозил у длинной платформы. Здание вокзала за рекламными тумбами и кафешками тоже было золотисто-медовым. Во рту пересохло, ладони зудели.
От Элисон пахло тяжелыми, пряными духами. Поезд остановился, очередь, выстроившаяся в проходе, согласно качнулась. Двери заскрежетали — от неожиданности она подпрыгнула, решив, что кто-то разбил камнем окно, но стекло было целым и невредимым.
Они вышли на платформу и смешались с толпой. Пассажиры пробегали мимо, и им не было до нее никакого дела. Она жадно впитывала новые звуки и запахи: несло гарью и кофе. Какие-то девчушки подбежали друг к другу и обнялись. Мужчина на ходу разговаривал по мобильному. «Предельная гармония и равновесие», — сказал он в трубку.
— Как ты? — обернулась Элисон.
— Нормально, — ответила она и закинула рюкзак за плечо. Лучше не выставлять напоказ радости и страхи.
Они спустились по ступеням и вошли в кассовый зал. Никакой толчеи, не то что в Шеффилде. Несколько человек стояли в очередях, а когда толпа пассажиров с прибывшего поезда схлынула, стало почти тихо.
— Никого. — Элисон вздохнула, наморщив лоб, свалила чемоданы у стены и сказала: — А ведь обещали нас встретить. Выйду, посмотрю снаружи.
В одиночестве сразу стало не по себе. Глаза забегали, пытаясь ничего не упустить — но это невозможно, понимаешь, слишком много вокруг всего! — и ее накрыл привычный страх. Она всматривалась в лица, пытаясь вычислить, смотрят ли на нее, узнают ли. Затем отвернулась, глубоко вдохнула и закрыла глаза.