Она разочарованно хмыкнула.
– Я собираюсь поискать с другой стороны. Не плыви за мной.
– Хорошо, как знаешь. Я попробую снова здесь поискать. Кричи, если я тебе понадоблюсь.
– Почему это ты думаешь, что ты мне понадобишься? – сказала она, брызгая на меня. А затем исчезла.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы замедлить сердцебиение и восстановить дыхание. Пребывание под водой в течение длительного времени требует сосредоточенности и спокойствия. Мы с Зейди знали слишком хорошо: худшее, что вы можете сделать, – это запаниковать.
Я вдохнула побольше воздуха и нырнула, на этот раз немного левее от кровавого коралла, вокруг которого не было ничего, кроме костей. Даже рыба знала, что от него нужно держаться подальше. Я гадала, кого из селян здесь похоронили, завернув их тела в саван и придавив камнями. Был ли среди них тот, кого я знала, или же коралл был здесь задолго до моего рождения?
Я отчетливо помнила коралл, о который порезалась. Он был одним из самых больших, что я когда-либо видела, красный клубок отростков, вылезающих из грудной клетки, расколотой прямо посередине. В десять лет нас сочли достаточно взрослыми, чтобы отпускать из дома одних, хоть мама всегда и отправляла с нами Сэми. Он оставался в лодке и рыбачил, пока мы с Зейди охотились на устриц среди скал на морском дне.
Мы с Зейди одновременно приметили устрицу. Она была гигантской, с розовым глянцем на раковине, что, возможно, объяснялось ее близостью к такому большому кораллу. Мы знали, что нужно держаться от кровавого коралла подальше – этот урок должен был усвоить каждый варинийский ребенок, прежде чем нам разрешали нырять, – но эта устрица была слишком заманчива.
Мы переглянулись и тотчас же ринулись за ней, представляя себе огромную розовую жемчужину, которая смогла бы кормить нашу семью в течение нескольких месяцев. Поскольку наше внимание было приковано к этой устрице, ни одна из нас не заметила рыболовную сеть, зацепленную за скалы неподалеку. Я первой добралась до устрицы и обернулась, чтобы ухмыльнуться сестре, но в то время Зейди была смелее. Она бросилась прямо на меня, хотя у нас обеих быстро иссякал запас воздуха. Я оттолкнулась от скалы и стартовала к поверхности, когда почувствовала, как ее рука обхватила мою лодыжку и потянула на себя.
Я опустила взгляд на свою сестру, которая ухватилась за рыболовную сеть, как за якорь. Я лягнула ее руку своей свободной ступней, растерянная и сердитая, но она отказывалась отпускать. С горящими легкими, я нагнулась, чтобы отцепить ее ладонь, и тут поняла, что она не держалась за сеть. Большой крюк зацепился за ее тунику. Она цеплялась за меня, прося помощи.
Ужас, застывший на ее лице, побудил меня к действию. Я вцепилась в сеть и потянула себя вниз, а затем стала разрывать ткань ее туники. Зейди начала паниковать, из-за чего мне самой было невозможно оставаться спокойной. Но я знала, что если не сделаю этого, то у меня закончится воздух и мы обе утонем. Мне удалось дотянуться до ножа для извлечения устриц из раковин, привязанного к моей лодыжке, и разрезать сеть, освобождая Зейди. Спеша спастись, она оттолкнула меня назад. Прямо на кровавый коралл.
Я никогда не чувствовала ничего подобного, даже когда, будучи ребенком, дотрагивалась до горячей ручки кастрюли и моя ладонь после ожога покрывалась волдырями. Боль, когда мое лицо коснулось шероховатой поверхности коралла, буквально ослепила меня. То, что началось с колющего ощущения в щеке, сразу же распространилось по моему лицу, вниз по шее и на грудь. Я ахнула, не задумываясь, вдохнув в легкие морскую воду. Я не помню, что произошло после этого, но Зейди рассказала мне позже, что она отправила Сэми за мной, как только достигла поверхности, зная, что он сможет добраться до меня намного быстрее, чем она.
Я пришла в сознание в лодке после того, как Сэми выкачал воду из моей груди. Крик, вырвавшийся из моего горла, был настолько громким, что Сэми чуть не опрокинулся назад. Зейди была рядом со мной, рыдала и извинялась, но я ничего не замечала, кроме пульсирующей боли, распространяющейся от щеки по всему моему телу. К тому времени как мы добрались до дома, я потеряла сознание и не приходила в себя в течение двух дней.
После того несчастного случая, произошедшего много лет назад, жизнь моя разделилась на до и после. Мама держала меня дома несколько недель, пока рана не покрылась корками и не появилась розовая кожа под ней. Она старалась еще больше защищать нас, а Зейди стала сдержанной и осторожной.
Что касается меня, то в тот день я многое потеряла, но кое-что и приобрела. Сначала шрам был источником стыда. Но я начинала понимать, что красота – по крайней мере, в том смысле, в каком ее определяли в моем народе – была скорее бременем, чем даром. Для одного из нас это давало возможность покинуть Варинию, но было ли это свободой в полном смысле слова, если мы не могли выбирать свою судьбу сами?