Брэк помолчал, вздохнул и сказал твёрдо:
— Нет.
— Почему? — в голубых глазах великого завоевателя читалось откровенное разочарование, — ты больше чем кто-то другой заслуживаешь Морозной короны. Да и мне было бы спокойно, что лен моего будущего сына в надёжных руках.
— Во-первых, я — бастард, и не наследую своего отца. Это повод для раскола и гражданской войны. Во-вторых, ты говоришь о поддержке части эльфов, значит, придётся править на мечах, а массовые репрессии не по моей части. В-третьих же, я просто не хочу.
— Если ты беспокоишься на счёт того, что объявится ваш трусливый братишка и устроит поход против узурпатора? Пустое. Я пошлю людей, и он никогда не объявится.
— Нет, — попросила Ирис, — не убивайте его, государь. Эверетт взбалмошный и избалованный, но он не плохой. По нашим меркам он ещё слишком молод.
Барс вопросительно поглядел на Брэка.
— Я тоже предпочту отдать Морозный трон ему.
— Ладно, воля ваша. — Император был недоволен, но не подал виду, — пускай поуродствует какое-то время. Но денег я ему не дам. На меня он не тявкнет, а потом будет видно. Кажется, все вопросы мы уладили? Давайте позовём моих помощников с черновым вариантом соглашений и подпишем, наконец, Северный мир.
Глава 17 РУДА И ШПИНЕЛЬ
Принц-регент Священной Лирийской империи Аурон пребывал в прекрасном расположении духа. Небольшим тёмным облачком над горизонтом его далеко идущих мечтаний была лишь одна досадная, но нервирующая неувязка. Он выбрал восхитительный лазоревый шёлк с золотыми драконами для обивки стен в новой спальне, а лавке его оказалось недостаточно. Купец сокрушался, чуть ли не рвал на себе бороду, но не хватало целых пяти локтей. Следующий корабль с подходящим грузом ожидался только к концу месяца. Вот Аурону и приходилось решать сложнейшую дилемму: отдать предпочтение какому-нибудь иному материалу или отсрочить долгожданный переезд в новые покои. Мысли о новых покоях вызвали невольную улыбку на губах принца. Он-то уж не собирался ютиться как варвар, в двух жалких комнатах рядом с Тронной залой. Может, покойный император и мог обходиться спальней и кабинетом, сплошь уставленными никому не нужными книгами, это — на здоровье! Ни вкуса тебе, ни фантазии. Варвар, он варвар и есть, хоть в короне, хоть без. Вот Аурон — дело другое. Для своих покоев он выбрал самое светлое восточное крыло дворца и решил там всё переделать на собственный вкус. Вот только Флорестан (чёрт бы побрал его патологическую тягу на всём экономить) мешал развернуться как следует. «Ну, ничего, — утешал себя принц, — нужно лишь добиться коронации, тогда поглядим, кто станет распоряжаться казной». Аурон налил себе ещё вина и выбрал с позолоченного подноса миндальное пирожное, облизнул взбитые сливки и снова возвратился к приятным мыслям. Тогда уж точно он вышвырнет весь хлам своего предшественника (Аурон давно привык называть покойного императора по-всякому, старательно избегая слова «отец») на помойку, а освободившиеся помещения приспособит под какую-нибудь полезную надобность. Например, там можно устроить комнату для пажей. Положительно, над этим стоит задуматься: низкие бархатные банкетки, изящные столики, большое зеркало…
Принц взволнованно вскочил и заходил по комнате. За окном, во внутреннем дворике-атриуме, рабочие, лениво переругиваясь, разбирали ящик со свежедоставленной статуей. Аурон остановился, чтобы ещё разок полюбоваться на новое приобретение. Из груды золотистых древесных стружек, как богиня из морской пены, явилась скульптура из редкостного голубоватого мрамора. Это была прекрасно исполненная фигура фавна в полный рост. Принц не сдержал довольной улыбки, вспомнив все перипетии и сложности, связанные с покупкой этого произведения искусства. Конечно, пока не может быть и речи украсить статуей дворцовый парк. Вот бы вытянулась физиономия Первого консула! Аурон почти услышал надменный голос дяди: «Статуя безнравственная, и мы не можем выставлять её на всеобщее обозрение». Затем обязательно последовали бы нотации о неумеренных и пустых тратах, о необходимости проявлять скромность и подавать подданным добрый пример.
Ничего, недолго осталось ждать. Настанет час, и Аурон сам станет определять, что нравственно, а что безнравственно. А пока его козлоногому любимцу придётся постоять тут, в секретном месте, вдали от посторонних и пристрастных глаз.
В дверь постучали. Аурон мгновенно понял, кто пришёл. Стучаться таким элегантным условным стуком умел только один человек — Виго.
— Входи, входи, мой драгоценный друг, — воскликнул принц, беря под руку своего наперсника и фаворита.