Конан, отправившийся на берег со второй шлюпкой, скрестив руки стоял на корме и хмуро рассматривал берег. Очертания берегов казались ему странно знакомыми, в памяти всплыло и название реки — Зикамба. Возможно, это место было знакомо ему по картам; возможно, он уже и бывал здесь в ту пору, когда они путешествовали вместе с Белит. Он заулыбался, вспомнив о том, как сражались бок о бок он и Белит, о том, как преследовали их орды чернокожих пиратов. Белит — смуглая и томная, словно пантера, чьи глаза казались темными звездами, Белит — его первая и последняя любовь…
С внезапностью тропического урагана из подлеска выскочила банда нагих чернокожих головорезов, с телами, раскрашенными яркими красками, расцвеченными пестрыми бусами и перьями. Их набедренные повязки были сшиты из шкур диких зверей, в руках они сжимали копья с пышным опереньем.
Вскрикнув от неожиданности, Конан выхватил из ножен свою огромную саблю и закричал:
— Пираты, ко мне! За оружие! За оружие!!!
Предводителем черных воинов был рослый детина, чье тело казалось выточенным из черного мрамора скульптурой гладиатора. Чресла его были прикрыты шкурой леопарда, на щиколотках и запястьях позвякивали браслеты. Голова его была украшена султаном из павлиньих перьев, взгляд умных темных глаз исполнен царского достоинства.
Вождь тоже показался Конану удивительно знакомым. Но сейчас ему было не до воспоминаний. Он отбежал от берега и присоединился к своим товарищам, изготовившимся встретить неприятеля лицом к лицу.
Внезапно вождь дикарей замер и, подняв свои длинные могучие руки, прокричал:
— Симамани, воте!
Услышав окрик вождя, чернокожие воины замерли, лишь один из них — тот, что стоял рядом с вождем, — продолжал раскручивать страшный ассегай метя им в Конана. Но стоило руке воина пойти вперед, как вождь стремительным движением размозжил ему череп страшным ударом своего кирри. Воин упал на желтый песок.
Конан приказал своим людям повременить с атакой. Какое-то время противники стояли друг против друга, держа наготове отравленные копья и луки. Конан и черный великан, тяжело дыша, стояли лицом к лицу. И тут вождь заулыбался, блеснув белоснежными зубами.
— Конан! — сказал он на гирканском языке. — Как ты мог забыть своего старого товарища?
Только теперь Конан вспомнил, где же он видел этого воина.
— Юма! Клянусь Кромом и Митрой, да это же Юма! — закричал он.
Отбросив саблю в сторону, он побежал к вождю и заключил его в объятья. Пираты изумленно смотрели на гигантов, дружески похлопывающих друг друга по спине и пожимающих друг другу руки.
Некогда Конану привелось служить в легионе царя Илдиза Туранского, чье царство находилось далеко на востоке. Юма из Куша был в легионе таким же наемником, как и он сам. Во время похода в далекую Гирканию Юма и Конан охраняли одну из дочерей Илдиза, которая должна была обручиться с предводителем степных кочевников.
— Ты помнишь сражение в снегах Талакмаса? — спрашивал Юма. — А помнишь этого страшного маленького то ли царька, то ли божка? Кажется, его звали Джалунг Тхонгпа («См. „Город Черепов“).
— Конечно, помню! А помнишь, как ожил тот зеленый идол царя демонов Ямы, что был размером с лошадь? Он раздавил единственного сына Джалунга так, словно тот был клопом! — клянусь Кромом, хорошее это было времечко! Но ответь мне именем девяти алых царств ада, какого черта ты здесь делаешь? И как ты стал вождем этих воинов?
Юма рассмеялся.
— Где же еще, как не на Черном Берегу должен быть черный воин? И если я родился в Куше, разве я не могу, жить в Куше? Но я хочу задать тот же вопрос и тебе, Конан. С каких это пор ты стал пиратом?
Конан пожал плечами.
— Я человек, и мне надо на что-то жить. К тому же я занимаюсь не пиратством, а честным каперством и нахожусь на службе у короля Зингары. Это совсем разные вещи, как ты понимаешь. Но расскажи мне о том, что ты делал все это время. И почему же ты оставил Туран?
— Джунгли и саванны мне куда привычней, Конан, — я ведь не северянин, как ты. Мне в конце концов, надоели постоянные простуды.
После того как ты ушел на запад, нашим приключениям пришел конец. Я мечтал только о том, чтобы еще хоть разок увидеть пальму да переспать с чернокожей красоткой где-нибудь под кустами гибискуса. И тогда я оставил службу и отправился на юг, к черным королевствам. Теперь же я и сам — царь!
— Царь? — недоверчиво переспросил Конан. — Царь чего? Мне казалось, что здесь нет ничего, кроме банд голозадых дикарей.
Лукавая улыбка заиграла на лице Юмы.
— Ты прав, и так оно и есть, или, точнее, так все и было, пока Юма не пришел и не научил их искусству войны. — Юма повернулся к своим воинам, озадаченным тем, что их вождь говорит с чужим вождем на непонятном им языке. — Рахиси! — сказал Юма.
Негры тут же успокоились и расселись на песке. Пираты сделали то же самое, хотя и продолжали смотреть на негров с недоверчиво недоверием. Юма продолжил свой рассказ: — Наше племя долгое время враждовало с соседями. Мы завоевали их земли, и тогда это соседнее племя слилось с нашим, я же стал их вождем. Затем мы смогли покорить еще два племени, и тогда я стал правителем. Теперь же владею всем этим берегом, и владения мои простираются на пятьдесят лиг. У нас больше нет отдельных племен, мы стали народом. Сейчас я мечтаю о столице, которая смогла бы достойно представлять нас.