Да, Айлет знала без тени сомнений, что Ларанта любила ее. Может, не так, как смертные понимали любовь, но Ларанта и не была смертной. Она существовала вне пределов и рамок смертного понимания любви и жизни. Но ее любовь была не менее сильной, хоть и загадочной.
Были ли такие существа мерзостями в глазах Богини? Если да, то Айлет тоже была мерзостью, ведь она не собиралась позволять огню отделять ее от тени. Куда уйдет Ларанта, туда уйдет и она. Если это означало вечность мучений в Прибежище, так тому и быть. Айлет никогда не отправит Ларанту туда одну.
Бум-бум…
…бум-бум…
…бум-бум….
Биение сердца Ведьминого леса стало таким громким и настойчивым, что прогнало Айлет из мыслей в мир, по которому она шла. Земля дрожала под ее ногами, и деревья вокруг нее будто двигались в пульсе дыхания, их корни пытались удержаться за гнилую землю.
Айлет остановилась. Ее смертные чувства трепетали, реагируя на что-то… что не было звуком. Если бы у нее был доступ к теневому восприятию, она точно ощутила бы сильную магию в воздухе. Страх трепетал в ее теле.
Одиль, которая шла в паре шагов впереди, почти пропала из виду за обливисом в воздухе. Она остановилась и оглянулась на Айлет, прочла выражение ее лица. Ее строгие черты на миг раскрыли тревогу.
— Корона, — сказала она. — Она чувствует, что я близко. Она хочет помешать мне вернуться в Дулимуриан. Она подняла защиту, и мои слуги пытаются пробиться, — она протянула руку к Айлет. — Идем. Нужно присоединиться к ним.
Айлет не сразу смогла двигаться. А потом кивнула и шагнула вперед. Но не взяла Одиль за руку.
Пейзаж был грубым и разбитым в этой части леса, с внезапными обрывами и резкими холмами, с которых все еще не было видно открытого неба. Они должны были идти медленно, но обливис будто собирался под ногами Айлет, и хоть она не чувствовала, что парила, он нес ее быстрее, чем она дошла бы сама. Одиль продвигалась впереди нее, движения были плавными, не выдавали спешки. Только развевающиеся волосы показывали ее скорость.
Вдруг утес в пятьдесят футов высотой оборвался перед ними, край появился резко из тумана. Раненые деревья впивались в него, торчали под странными углами, искаженные от попыток удержаться. На склоне утеса был только камень, без растительности, и Айлет увидела без помех пейзаж внизу.
Она впервые увидела Дулимуриан. Она видела окраину города, разбитые улицы, здания из облидита, погрузившиеся в гнилую землю, разорванные лозами. Она видела провалившиеся дороги, упавшие мосты, высохшие каналы. Разрушение было всюду, но величие как-то осталось.
Вдали — примерно в двух милях — стоял могучий идол Одиль на монолите в центре города. Даже без головы и на коленях он возвышался над Дулимурианом и лесом, одна рука тянулась к небу. Между пальцами что-то сияло. Пульсирующий голубой свет гипнотизировал красотой. Айлет осмелилась поднять взгляд туда, а потом перестала думать, чувствовать, замечать что-то еще. Ее манила та точка света. Ее душа, казалось, тянулась из смертного тела к живому эйтру и Сущности в нем.
Жуткий вопль порвал воздух внизу, и звуки боя пробили ее чувства, вернули ее в себя. Айлет моргнула, отпрянула на полшага и посмотрела на землю ближе к утесу.
* * *
Пятеро эвандерианцев добрались до утеса и смотрели на долину внизу. Они видели кошмарную армию, как и описывал Кефан, они бросались на стену, как волны, собирались с силами и нападали снова.
— Готов? — спросила она с улыбкой.
Они не выживут в этом. Никто.
Его ответная улыбка была как вспышка ножа. Он повернулся к монстрам, к своему безнадежному концу. Дикий боевой клич вырвался из его горла, он прыгнул и проехал по грубому склону тридцать футов к земле внизу, где приземлился на ноги, согнув их в коленях. Его сильные ноги оттолкнулись и направили его к захваченным тенями почти без паузы. Разъяренное существо бросилось на него, и он сбил монстра Нежной смертью, а потом метнул кровавое проклятие и рассек еще троих.
Теневое восприятие Холлис взорвалось от духов, покинувших смертные тела. Ее душа дрожала, воздух над ней замерцал, Прибежище открылось, чтобы забрать духов.
А потом она прыгнула, проехала по склону, не дожидаясь остальных. В таком бою нельзя было выступать единым фронтом. Каждый просто делал, что мог, один в бою со смертью.
Она направила тень на ближайший разум и обрушила силы, темную сторону своих способностей, которую она использовала только несколько раз за время Одержимости. Ее тень пронзила разум существа, наполнила его чистым страхом, худшим страхом — без надежды, без побега. Его смертное тело перестало бежать к стене, застыло, а потом задрожало, словно излишек эмоций вырывался из пор.