Как она теперь его боялась…
Холлис подошла к нему сзади, стараясь ступать по брусчатке так, чтобы не спугнуть его. Она видела по едва заметному повороту его головы, что он слышал ее, узнал ее шаги. Она подняла ладонь и хотела опустить на его плечо. Но замерла, пальцы были в дюймах над его кожаной броней. Холлис осторожно вдохнула.
— Она не мертва, Фендрель, — сказала она.
Он не ответил. Мышцы его шеи напряглись.
— Надежда не потеряна. Корона… нуждается в ней. Живой. Она хочет ее тело и кровь. Она не убьет ее. Она жива. Где-то там. Я знаю это.
— Возможно, жива, — голос Фендреля был низким и грубым, как разбитый камень. — Но она заберет ее. Использует. Захватит, — он покачал головой, клюв двигался как копье. — Было бы лучше для всех нас, если бы я убил ее, когда был шанс.
Холлис отдернула руку, лед пронзил ее грудь. Все нежные чувства, пытающиеся затуманить ее разум, пропали. Этот мужчина все еще был венатором-доминусом ду Глейвом. Не Фендрелем, юношей, которого она когда-то любила. Это был Черный капюшон. Легенда. Лжец.
Она отпрянула на шаг, сжала кулаки по бокам и скрывала эмоции в голосе, пока говорила:
— Даже если корона захватит Айлет, она будет не так сильна, как была Жуткая Одиль. Без двойной тени она будет слабее. Мы сможем победить ее. Одолеть корону, — слова вылетели из ее рта, и Холлис покачала головой и посмотрела на лес. — Но она не будет с Короной, Фендрель. Что бы она ни сделала с Айлет.
— Ты — дура, если веришь в это, — Фендрель повернулся к Холлис, глаза над маской пылали.
— Ты — дурак, Фендрель. Всегда им был, — Холлис прижала ладонь к груди, ощущала биение сердца под кожаной броней. — Я знаю Айлет. Я растила ее, знаю ее душу. Ты понятия не имеешь, кто она. Ты не знаешь глубины ее… упрямства. Ее решимости. Но ее сердце… — она вздохнула, мышцы челюсти напряглись. — Ее сердце есть и всегда было честным, — ее глаза вспыхнули. — Она не хочет власти, не хочет влияния, стать легендой. Не как ты. Не как я.
Фендрель смотрел на нее свысока из-под тяжелых бровей. Он разглядывал ее, и его внимание было как лезвие у ее кожи. Одно неверное движение, и он порежет ее, оставит полосу крови. Холлис не вздрогнула.
— Надежда еще есть, — после паузы она пожала плечами. — А даже если нет, разве у тебя есть выбор? Побежишь домой, в Дюнлок? Поднимешь барьеры? Или призовешь больше душ, готовых отдать жизни и вечность ради атакары?
Фендрель отвернулся. Было невозможно понять эмоции на его лице из-за маски, из-за волос, ниспадающих на щеку. Но Холлис не нужно было видеть его лицо. Ее тень коснулась края его разума.
Она быстро отпрянула. Пульс его отчаяния был слишком сильным.
Ощутив прикосновение ее тени, он поднял голову. В глазах был опасный свет.
— Что ты предлагаешь, венатрикс? — осведомился он. — За годы в тебе появилась жажда самоубийства?
Его слова вызвали давние воспоминания, которые она успела забыть. Она увидела себя девушкой, едва миновавшей церемонию Одержимости. Полной огня. Полной пыла. Полной страха. Она видела себя в оружейной каструма Ярканд, все тело дрожало от эмоций, которые она едва осмеливалась называть.
— Это самоубийство, Фендрель. — сказала она тогда ему. — Ты себя погубишь.
— Лучше умереть, выполняя волю Богини, чем жить трусливо. Как червь, — ответил он.
Фендрель никогда не сомневался в воле Богини. Он не сомневался в цели перед собой, не сомневался в каждом шаге. Но куда вели те шаги?
— Никто из нас не знает, что за смерти уготовила нам Богиня, — сказала Холлис. — Но мы — не ягнята на алтаре. Мы — живые жертвы… и мы позволим Ей определить конец.
Она расправила плечи и убрала импульсивно маску с лица, чтобы смотреть на Фендреля прямо, чтобы он видел ее четко.
— Я пойду в Дулимуриан, — сказала она. — Я сделаю все, чтобы помешать Одиль добраться до короны.
Фендрель глубоко вдохнул сквозь маску. Он тоже расстегнул ремешки за ушами и снял клюв, открывая лицо. Холлис видела, как потемнели его вены под бледной кожей, какой оскверненной стала его кровь. Дух в нем воевал с его душой, и все силы Фендреля уходили на то, чтобы удержать его в узде. Но он держался. С трудом, но держался.