— Слов нет, — говорю.
— По рукам? — спрашивает, — Пиши что хочешь, кроме нас?
— Ты мне сделку предлагаешь? Грех это.
— Боишься в ад попасть? Ты, студент? Ты же пьешь как сапожник, и блудишь даже в постные дни, и редкая неделя у тебя без дуэли пройдет. Из тебя праведник как из навоза пуля.
— Так это сейчас, — говорю, — В молодости все праведники такие же были, как я есть.
— Верно мыслишь, — отвечает, — Не читал ли ты «Свод налоговых расценок Римского двора»?
— Не читал.
Черт щелкнул пальцами, и на стол упал пергамент. Я развернул его и прочел.
' Дозволяется отпущение грехов и прощение за все деяния блуда, совершенные клириком с монашенкой, внутри или вне монастырской ограды, с близкими или дальними родственницами, с крестницей и любой другой женщиной, кто бы она ни была; и пусть за отпущение обычному клирику, равно как ему и его девкам, с освобождением от положенного наказания, с сохранением церковного дохода, но с наложением духовного запрета, будет уплачено 36 турских ливров и 9 дукатов или 3 дуката.
Если отпущение дается за иное безобразие, за грех против человеческого естества, такой, как скотоложство, и дается также с освобождением от надлежащего наказания, но с наложением духовного запрета, то платить за это 90 турских ливров, 12 дукатов, 6 карленов. Если же дается обычное отпущение за распутство или за грех против человеческого естества с освобождением от наказания и наложением духовного запрета, то надо платить 36 турских ливров и 9 дукатов.
Монашенка, многократно распутничавшая внутри или за пределами монастырской ограды, может получить отпущение и полное оправдание с сохранением сана в том монашеском ордене, к которому принадлежит, например, сан аббатисы, уплатив 36 турских ливров и 9 дукатов. За отпущение грехов тому, кто имеет на содержании сожительницу, с освобождением от наказания и с сохранением церковного дохода, следует уплатить 21 турский ливр, 5 дукатов, 6 карленов'
Я с тех пор многое позабывал, но тот вечер помню как сейчас. Встречал я после того мудрых людей, которые объяснили. Встреча со сверхъестественными сущностями, будь то ангелы или черти, не забывается до самой смерти. Потому что человек несет ответственность перед высшими силами за каждое слово, что тогда было им сказано, и должен помнить все, что им тогда было услышано.
— Подписано Папой. Печать, все дела. Опубликовано в Риме в 1514 году, — сказал черт, — Мы не обманываем, у нас все четко.
— Ты на что намекаешь? — спросил я.
— На то, что, если ты вдруг когда-нибудь захочешь стать праведником, то твое дело платить, а там отмолят. Или сомневаешься в благочестии Папы?
Я, конечно, сомневался, но не до такой же степени. В самом деле, кто по молодости не грешил, до чертиков не напивался? Если подумать, должен быть в молитвах и таинствах какой-то толк, или так вообще праведников не станет. Если допустить, что человек чуть согрешил и неминуемо попадет в Ад, то какой ему смысл в праведных поступках?
Да, я с сомнением говорю и без особого уважения. Ты еще за Папу и папский двор заступаться будешь? Повидал я в Риме такого, что не при дамах будет сказано. Но Сатана же миром не правит. Значит, святое воинство ему как-то противодействует. Мы не знаем, сколько на самом деле сил по ту сторону. Может, против них и наши церковники, какие есть, осиливают.
Можно ли купить место в Раю? Думаю, можно. Но доказать не могу. Богословию не обучен. Не согласен, а опровергнуть можешь? Ага, ты тоже не богослов! Нечего тогда и спорить.
Хорошо, мы все не богословы. Нет, не выходит так, чтобы жить грешно, а под старость злата в церковь занести и умереть как бы праведником.
Во-первых, человек смертен. В том числе, внезапно смертен. Грешник рискует не дожить до тех пор, пока его кто-то отмолит. Деньги, оставшиеся на этом свете, на том свете не помогут. Да и богатых грешников не так уж много. По тюрьмам не богачи сидят, и по виселицам не богачи висят. Большая часть грехов ведет к разорению и смерти в нищете.
Во-вторых, за скверные поступки можно и при жизни воздаяние получить. Можно и не получить, но тут уж пути Господни неисповедимы.
Что там с чертом? Да все понятно с чертом.
— По рукам, — я тогда сказал.
О чем тут спорить? Думаешь, я в чертописцы метил? Да сдались они мне, сто лет бы их не видеть. Я же баловался, никакой выгоды с этого не имея. Дед или отец бы попросили их не рисовать, я бы тоже перестал. Невелика ценность.
Руки пожали и разошлись. Как у него рука? Теплая, кожаная. Не знаю, млекопитающее ли черт, но теплокровное точно. Мозолей нет, он работу не работает. Сила чувствуется.