Применительно к рассматриваемому вопросу о языке древних татар приведу сведения В. В. Бартольда: «В анонимном Худуд ал-алам (см. Туманский, Новооткрытый персидский географ, стр. 121 и сл.) татары названы частью тугузугузов, а у Гардизи — частью кимаков, обитавших на Иртыше» (8, 559).
Тугузугузы — это уйгуры, тюркоязычный народ (32, 550), соотечественники М. Кашгари, который и язык кимаков, частью которых раннесредневековые персы считали татар, также отнес к тюркским языкам.
Заметим здесь, что «близость культуры и языка» татар Чынгыз хана с уйгурами отразилась также «в сохранившихся документах Улуса Джучи, включая XIV–XVI вв.» (106, 97). И не только в документах, но и в самом литературном и деловом языке, складывавшемся, например, в Улусе Джучи, отмечают именно караханидско-уйгурское, и именно «домонгольское» влияние: «Как утверждают тюркологи, специально занимавшиеся вопросами средневековых литературных языков, в Джучиевом Улусе почти с самого начала оформился относительно самостоятельный тюркский литературный язык. Базой для нового письменного языка послужили, с одной стороны, более ранние литературные традиции, в лице уйгурско-караханидской, с другой, местные диалекты, то есть, кыпчакские и огузские наречия» (там же, 101). «…Как показал анализ лингво-графической ситуации в Джучиевом Улусе, делопроизводственная культура Джучидов образовалась под непосредственным влиянием и участием представителей домонгольской уйгурской письменной традиции» (там же, 259).
То есть язык у средневековых татар Чынгыз хана был именно одним из тюркских и мало чем отличался от уйгуро-караханидского, так как следов влияния языка «татар Чынгыз хана», как предполагают сторонники общепризнанного мнения — «древнего халха — монгольского» языка, как видим из вышеприведенного, тюркологами не обнаружено.
Известно, что документы, и другие исторические источники времен Улуса Джучи остались в основном только на старотатарском и еще на русском языках. Составлялись еще документы, как мы видели выше, на персидском языке — в силу распространенности данного языка в международном общении, как языка особо высокой культуры своего времени.
Следы халха-монгольского языка в Улусе Джучи (как и по всей территории, подвластной Державе Монголов)[49] отразились лишь в одном источнике XIV в. — нашли берестяную «тетрадку» в две странички, на которой были записи «по-тюркски» с их переводом на старый халха-монгольский язык (104, 18). Похоже, что воин или погонщик каравана учили «государственный язык», то есть «тюркский» (старотатарский) — так как государственные документы и деловая переписка велись в Монгольской империи, с момента ее основания, на отличной бумаге, очень дорогой по тем временам и недоступной простолюдину (105, 15; 106, 86–87).
Также необходимо упомянуть здесь вот о чем — сохранился язык у группы предков халха-монголов вдали от их Родины, служивших, как и представители многих народов[50], в Монголо-татарской армии и направленных из Монголии в распоряжение ханов-чингизидов Хулагуидов (Иран) в составе отдельной тысячи: «Для занятия ключевой позиции между Балхом и Гератом (современная афгано-иранская граница) было поселено 1000 воинов, потомки которых до сих пор носят название «хэзарейцы» — от персидского слова «хэзар», что значит тысяча (34, 304–305).
Потомки этой тысячи сохранили, до наших дней проживая в Афганистане, свой язык — язык халха, правда, несколько измененный ввиду продолжительного раздельного проживания от своих соплеменников (8, 211), но не ассимилировались среди пуштунов, таджиков, тюрок-узбеков, которые являются основными нациями Афганистана, среди которых жила означенная группа халха-монголов более восьмисот лет.
Сопоставим с приведенным фактом точку зрения официальных историков, изложенную также Л. Н. Гумилевым в своих работах, о том, что было всего «4000 халха-монголов в войсках Бату хана в Улусе Джучи (34, 304)». При этом утверждается, что в Улусе Джучи, в отличие от приведенного случая с группой халха в Иране (ныне территория Афганистана), эти «представители халха-монголов», равно как и ханы-чингизиды и другие монголо-татары в Иране, «отюречились за десяток-другой лет, не успев оставить документов на своем языке» — кроме берестяной «тетрадки», упомянутой выше.
49
Имеется еще текст на камне, обнаруженном в лесах под Нерчинском (Бурятия) в XIX в. Надпись выполнена уйгурскими буквами, и, как полагают официальные историки, на «старом халха-монгольском языке». Но однозначного перевода данного текста так и не смогли сделать — разные «переводчики» толкуют этот текст по-разному — то есть, если выразиться точнее, текст этот до сих пор
50
На службу в другие регионы Державы монголы-воины (военнослужащие любого ранга и любой этнической принадлежности) направлялись только вместе с семьями (24, 124; 87, 30) — как, например, военнослужащие сверхсрочной службы Вооруженных Сил в бывшем СССР. И каждое воинское формирование комплектовалось из представителей соответственно отдельных племен или народов и были эти формирования этнически однородными.
Издревле «в тюркских племенах деление на роды существовало параллельно с делением на военные единицы (десятка, сотня, тысяча, тумен — десять тысяч, правая и левая рука — фланг) и только в зависимости от нее. Эта мысль была принята и в новейших публикациях, посвященным исследованиям общественных отношений тюркских народов» (6, 203).
Монголо-татарские войсковые соединения из «завоеванных народов» также формировались по этническому принципу (24). Поэтому «смешиваться с тюрками» или пуштунами или таджиками или другими народами монгольским воинам — любой этнической принадлежности, никакой особой необходимости не было. И все они имели возможность сохранить свой язык, не ассимилируясь среди «завоеванных ими народов» — что мы и видим на наглядном примере с хэзарейцами.