«Если Эвелина не справится, народ перестанет любить ее супруга, -- пронеслось в голове у Мафальды. -- Ему это ничего хорошего не сулит. Но не будет ли это благоприятным для Эрвина?»
Однако додумать эту мысль фрейлина не успела. Сидящая рядом с ней герцогиня внезапно вскочила и, взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, потянулась к окошку, отделяющему кучера от пассажиров.
-- Эй, Петер! -- крикнула она своим обычным звонким голосом. -- Мы можем ехать быстрее? Там без нас явно не справляются!
Кучер послушно выполнил ее приказ -- карета резко рванулась вперед, и Ее Сиятельство не слишком грациозно приземлилась на сиденье. Мафальда вздохнула с облегчением.
Вскоре, правда, любимой фрейлине Эвелины снова пришлось испугаться, что ее госпожа пойдет на попятный и загубит свою и без того не самую лучшую репутацию. Это случилось, когда их экипаж подъехал к стенам монастыря и остановился перед несколькими крытыми повозками, преграждавшими въезд на его территорию. Рядом с этими повозками, прямо на обочине дороге и чуть дальше, на примятой траве, лежали люди. То ли живые, то ли мертвые, то ли умирающие именно в этот момент... Большинство из них лежали неподвижно, и лишь некоторые слабо шевелились, а вокруг них хлопотали фигуры в черных монашеских рясах. Их, как показалось Мафальде в первый момент, было совсем мало -- гораздо меньше, чем уложенных на землю раненых, требующих помощи.
-- Так. Похоже, отдохнуть с дороги нам не придется, -- с деловитым видом произнесла герцогиня и взялась за дверную ручку кареты.
Возница уже спрыгнул на землю и распахнул дверцу перед своей госпожой. Эвелина спустилась по откидным ступенькам и на мгновение замерла на месте, оглядываясь по сторонам. Мафальда, собиравшаяся спуститься следом за ней, затаила дыхание, уверенная, что герцогиня сейчас бросится обратно и хорошо если не завизжит от испуга. По дороге в госпиталь фрейлина решила, что если это случится, она уговорит Ее сиятельство ехать обратно, а сама, вместе с теми дамами, которые не поддадутся страху, останется помогать медикам. Это не исправило бы некрасивую ситуацию полностью, но хоть немного сгладило бы неблагоприятное впечатление, которое Эвелина произвела бы на военных и на жителей монастыря.
Однако ничего этого госпоже фон Шиф делать не пришлось, и она окончательно убедилась в том, что серьезно недооценивала гроссгерцогиню. Та и не думала пугаться и, тем более, прятаться в экипаже. Быстро осмотревшись, Эвелина безошибочно выделила из бегающих от одного раненого к другому людей руководителя -- уже немолодого мужчину в мундире военного врача -- и направилась к нему так быстро, как только ей позволял этикет.
-- Вы здесь главный? -- спросила она, приблизившись к нему, хотя и так знала ответ.
-- Я, кто ж еще? -- буркнул тот, не поднимая глаз от ящичка со стеклянными пузырьками и медицинскими инструментами, в котором он как раз в этот момент начал что-то напряженно искать.
Гроссгерцогиня остановилась рядом с ним с растерянным видом. Ее еще ни разу в жизни не «приветствовали» таким образом, так что она даже не рассердилась -- ее сиятельство просто не знало, как реагировать на подобную дерзость. К счастью, через пару секунд мужчина нашел то, что искал -- маленькую склянку темного стекла -- и все-таки посмотрел на отвлекающую его от работы незнакомку. Узнать ее ему не составило труда: портретов правительницы было сделано множество, и они висели в большинстве знатных домов по всему герцогству.
-- Прошу простить меня, Ваше Светлейшее Сиятельство! -- он резко и быстро поклонился, и хотя теперь его голос звучал почтительно, лицо оставалось мрачным. -- Абеле Кальмари, доктор медицины, к вашим услугам...
-- Говорите, чем мы прямо сейчас можем вам помочь! -- коротко приказала ему Эвелина и оглянулась назад, на стоящую в нескольких шагах от них Мафальду и оставшиеся у обочины экипажи, из которых выглядывали ее взволнованные приближенные. -- Дамы! -- позвала она их. -- Идите все сюда, скорее!
-- И захватите бинты с лекарствами! -- добавила Мафальда, разворачиваясь к карете герцогини.
Другие фрейлины заторопились выполнять распоряжение своей госпожи, и только Розалинда по-прежнему оставалась в карете -- приоткрыв на мгновение дверцу и высунувшись оттуда, она тут же снова скрылась внутри.
-- Я сейчас! Одну минуточку! -- сказала она Мафальде, когда та забралась в экипаж и стала вытаскивать из-под сиденья ящик с медикаментами. Первая фрейлина покосилась на свою главную соперницу -- та что-то искала в своем саквояже. Или, скорее, делала вид, что ищет...
Но первой фрейлине было теперь не до нее. Повесив себе на левую руку корзину с аккуратно упакованными бинтами, она прижала к груди тяжелый ящик с лекарствами и выпрыгнула из кареты, словно всадник, соскакивающий с лошади.
К ней почти бегом подбежала так же нагруженная Белинда, за которой, немного отстав, спешила ее молчаливая компаньонка. Мафальда кивнула им, и все вместе они зашагали к Эвелине, которая разговаривала с врачом Кальмари: он что-то объяснял ей, а Ее Сиятельство с сосредоточенным видом слушала. «Редкое и удивительное зрелище...» -- успела подумать фон Шиф, прежде, чем герцогиня повернулась к ней и остальным своим спутницам и не начала в своей обычной манере раздавать указания.
Глава XV
Полного и безоговорочного разгрома померанцев, такого, после которого армия фактически перестает существовать, не получилось. Кабюшо отнюдь не был глупцом, и возможность того маневра, что совершили солдаты фон Берга, учитывал, хотя и почитал его тяжелым, практически на грани человеческих возможностей, а потому и маловероятным.
Более логичным ему казалось отступление бранденбуржцев к столице и соединение их там с корпусом Ольмюца. В этом случае, когда будет достигнуто равенство армий по численности, а солдаты герцогства воодушевлены необходимостью умереть, но не отдать город, штурмовать позиции фон Берга он бы не стал (да и никто в здравом уме не стал бы тоже), и война перешла бы в дипломатическое русло. Гроссгерцогу пришлось бы признать малолетнего Людвига законным князем Померании, возможно, уступить какие-то небольшие территории на границе, и Аллюстрия, службе в которой меровенсец отдал последние четверть века, и кою он уже почитал своей родиной, вновь зажила бы той тихой, размеренной жизнью, что продолжалась последние несколько столетий и прерывалась, кратковременно, лишь такими вот небольшими войнами. Такой поворот устроил бы всех (ну, быть может, кроме гроссгерцога Максимиллиана, чей наследник, кстати, к перспективе примерить княжеский венец относился довольно прохладно) -- и воюющие стороны, и их соседей. Система военных сдержек и противовесов в Аллюстрии выстраивалась веками, и сильное, внезапное усиление одного из куюрфюршеств ломало бы ее, что было чревато никому не нужной большой войной всех со всеми.
Однако, случилось то, что случилось -- бранденбуржцы совершили маневр, достойный войти в учебники военной истории под названием Аурумштадтский, и утром обрушились на вражескую армию по всей ее протяженности. Растянутые вчерашним маршем порядки Кабюшо и измочаленый в атаке на Кляйнеегерсдорф авангард позволяли им сбить померанцев с позиций и вынудить отойти от Аурумштадта к северу, при некотором бранденбуржском везении, даже за Фюртен и Гюшиц, на подступах к которым дал свой первый в этой компании серьезный бой генерал фон Эльке, но не более того.
Такое развитие событий, опять же, устраивало померанского маршала ненамного менее, чем стояние под Бранденбургом, поскольку вело ровно к тому же итогу, однако нежданно навалившийся на его арьергард корпус Ольмюца стал для старого полководца пренеприятным сюрпризом.
Лейтенант-фельдмаршала, атаковавшего с марша, толком не развернувшись, Кабюшо, конечно, остановил, однако прежде тот оседлал Штеттинский тракт, и теперь отступать померанцам приходилось по Кольбергской дороге -- войной почти не затронутой, но и магазинов для армии почти лишенной. К тому же для действий против Ольмюца пришлось снять немало сил с центрального направления, и в центре фон Бергу удалось добиться значительного успеха, едва не опрокинув его. Лишь безумная и самоубийственная фронтальная атака кирасиров, смешавшая порядки наступавших, выправила положение.