— И ты простил его… — сказала Окойе.
— Да. Ойе, я простил.
Джонни прижал её к себе и поцеловал в лоб. Он хотел рассказать Окойе про тот вечер, про реку, дракончиков и про Майка, но времени уже не было. У них ни на что не осталось времени.
— Джонни, — сказала она, — а Кит всегда был… таким?
— Таким, как только что? Нет. Раньше он был больше похож на меня, потом стал похож на Майка, а потом… как будто перегорел. Мы же с ним сразу подружились, с первой встречи. Примерно до трёх лет я вообще не знал, что он есть. Однажды Майк пришёл к отцу как будто по делам и привёл Кита с собой. Оставил его в саду, а сам пошёл в кабинет. Я играл у ручья один, было скучно. Кит подошёл, и мы стали играть вместе. Стало весело. Майк ушёл себе домой, а Кита как бы забыл. Мы играли до вечера… Отец посмотрел в окно и увидел нас у ручья. Он вышел и стал играть с нами. Мы с Китом бросали мяч в ворота, а отец пытался его поймать, не вставая с земли. У него это хорошо получалось… Стемнело, и отец взял нас подмышки и понёс ужинать.
— И вы ели сушёные фрукты… — Окойе звонко рассмеялась, вспоминая патрианскую еду, и они наконец вошли в лифт.
— Ага. И сыр… Мы с Китом потом всегда говорили, будто сразу поняли, что мы братья. Но это тоже неправда. Просто нам было скучно по одиночке, вот мы и подружились. Отец любил его тогда…
— И разлюбил?
— Да. Из Кита полезло… вот это… и отец просто перестал его узнавать. Он, конечно, ничего не сказал, только однажды — что Кит вроде как превращается в Майка. Но это не так. Это только так выглядит, потому что Кит этого хочет. Он читает, пишет стихи и болтает… ты слышала что. На самом деле он не такой. Я совсем не отрываю его от книг или чего-нибудь в этом роде. Когда я неожиданно захожу, он сидит, как будто… не здесь. Уходит куда-то в себя. От себя. Все его хобби — маскировка. Майку они действительно нужны, он так живёт, а Кит… ему не нужен никто. И ничто. Он на тебя даже не посмотрел! Он даже есть не любит. Ему всё равно, что жевать. Он как будто… пустой.
Окойе поняла, что он хочет сказать, и внутренне содрогнулась. Откуда-то явилось странное, древнее слово. Безблагодатность.
Вопреки опасениям Теты, SOS «Румы» был пойман вавилонскими патрулями. Благодаря поясу аномалий он претерпел значительное искажение, и на расшифровку ушло время. Когда президент Патрии узнал, что его сыновьям грозит гибель, до вспышки оставалось восемнадцать минут.
В этот момент на мостике флагмана Северного Флота, крейсера «Эндевор», находились трое. Адмирал Джексон Дэйн сидел в увенчанном боевыми трофеями кресле пилота. Он был погружён в созерцание лучевого экрана. Оттуда на него смотрела Арию. Принцесса Ириона лежала среди чёрных подушек в кресле из кости дракона. Её матовая кожа, казалось, источала нежность, а чернота волос, бровей и глаз зияла жадностью межзвёздной пустоты. Золотистые глаза Джека Дэйна смеялись, глядя в эту живую тьму. Стройный и грозный в своём пурпурном плаще и золочёных доспехах, Джек излучал деятельный, творящий свет. Арию поглощала его без остатка. Адмирал смотрел на принцессу с беззаботной любовью. Они молчали, потому что эта любовь не требовала никаких слов. Во всей Вселенной не было существа, нуждающегося в Джеке больше, чем Арию. Джек не нуждался ни в ком сильней. Бездонно-чёрные очи принцессы лучились дикой радостью, встречая его золотые. На губах женщины играла улыбка, полная тайн.
Вторым человеком на мостике был Рэй Кэллаган. Вицеадмирал Северного Флота искренне радовался, видя счастье принцессы и командира. Рэй по-разному любил их обоих. В данный момент он от нечего делать мастерил из золотистой фольги корону. Закончив её вырезать, Рэй отложил ножницы и принялся скреплять концы упругой ленты. Сильные руки опытного убийцы ловко вертели игрушку. Рэй весь был ладный, статный, крепкий и безответственно весёлый, как щенок.