А потом Тесса поднялась и побежала. Смешавшись с потом, горячий пепел мгновенно залепил рот и глаза; кожа на лице, казалось, лопнет от жара, а легкие разорвутся от непосильного напряжения. Температура была выше, чем может вынести человек. Даже не открывая глаз, Тесса понимала, что до выхода остается совсем немного. Но она не выдержала.
Оставшийся в легких воздух раздирал их на части. Тесса чувствовала, что придется выдохнуть его. Но понимала, что вдохнуть новую порцию не удастся: огонь слишком близко, свежего воздуха больше нет.
Простите меня. Я прошу прощения. Я у всех прошу прощения. Тесса не знала, к кому она обращается с этим последним немым прощанием. Оно было адресовано многим людям, обитателям двух разных миров. Ее матери и отцу. Эмиту и матушке Эмита. Аввакусу. Всем, кто сражается и умирает по вине Короны с шипами.
Она сжала в руке заветное кольцо, несколько секунд еще сдерживалась, а потом сделала глубокий выдох.
— Значит, вы не помните молодую женщину, которая приходила сюда? Дня два-три назад? — Райвису показалось, что откуда-то издалека до него донесся слабый крик, но он решил, что это воет ветер или ухает сова. — Девушку хрупкого телосложения с золотисто-рыжими волосами и упрямым характером?
— Нет, сын мой. С весны в монастыре не было ни одной молодой женщины. — Старый монах обнажил в улыбке ровные, очень белые зубы. — Если бы нас посетила молодая женщина, я бы наверняка запомнил ее.
Райвис внимательно посмотрел на него. Даже чересчур ухоженные зубы монаха не внушали доверия. Старик изображал из себя наивного простака, но острые бегающие глазки изобличали его.
Пять минут назад Райвис постучал в монастырские ворота. Встретил его молодой монашек, а буквально через несколько секунд, стоило задать первый вопрос, появился этот старик. Он точно подслушивал.
Райвис плотнее запахнулся в плащ.
— Молодую женщину, о которой идет речь, зовут Тесса. Она приехала, чтобы встретиться с одним из братьев. Кажется, его зовут Аввакус.
Он перехватил взгляд старого монаха. И понял — перед ним человек, привыкший хитрить и обманывать.
— Брат Аввакус покинул нас еще в начале лета, — с укоризной ответил монах. — А теперь, надеюсь, вы меня извините. Мы уже нарушили обет: в столь поздний час не полагается ни с кем разговаривать. Поэтому буду благодарен, если вы развернете вашего коня и оставите нашу мирную обитель. Еще по крайней мере час по дамбе можно проехать без всякого риска. Да благословит вас Господь. — Старик попытался закрыть ворота.
— Отец. — Райвис нарочно выбрал столь почтительное обращение и был вознагражден. Старик тотчас же обернулся к нему. Он явно не был простым монахом, за какового пытался себя выдать. — Отец, я говорил с несколькими жителями Бэллхейвена. Они утверждают, что видели, как Тесса направилась к дамбе. И, несмотря на это, вы продолжаете утверждать, что она здесь не появлялась?
Монах покачал головой, закрыл ворота и поспешно задвинул все засовы. А их была целая уйма. Райвис прикусил обезображенную шрамом губу. Конь его тихонько заржал. Старому мерину не терпелось попасть в теплую конюшню. Райвис ехал весь день, без остановок, чтобы побыстрее попасть на Остров Посвященных. На самом деле он вовсе не заезжал в Бэллхейвен.
Райвис неохотно отвернулся от запертых ворот. Лунный свет заливал блестящие от морской соли камни на берегу. Подул ветерок; по воде пошла рябь. А в следующую секунду Райвис почувствовал запах дыма. А ведь горит не дерево, лениво подумал он. По крайней мере не только дерево. Торф, сухие водоросли, смола. Такую смесь в Дрохо использовали для копчения рыбы, потому что она так сильно дымила, что не требовалось разводить большой костер.
Странно. Здешние обитатели дают обет не открывать рта после наступления темноты. Тогда они тем более не должны заниматься никаким физическим трудом. Например, разводить огонь и коптить рыбу.
Райвис спешился, привязал мерина в защищенном от ветра месте, ласково похлопал его по спине и проверил, на месте ли нож. Он решил прогуляться по окрестностям монастыря.
Кожаные сапоги Райвиса заскрипели, когда, сойдя с тропинки, он ступил на камни. Он шел на запах дыма. И запах этот с каждым шагом становился сильней. И скоро Райвис увидел, как вдоль стены монастыря поплыли серо-голубые облачка.
Идти было нелегко. Водоросли опутывали ноги. К тому же приходилось перепрыгивать с одного скользкого от соли валуна на другой. Впереди, напротив восточного крыла монастырского здания, нависал над морем высокий утес. Райвису вдруг захотелось повернуть назад: ведь наиболее вероятно, в конце этого трудного пути его ждет лишь копченая рыба. Но он кожей чувствовал — что-то тут нечисто. Сельдь так не пахнет. И форель тоже.
Тесса. Райвис не верил в случайные совпадения: сначала солгал монах, потом дым от костра, неизвестно кем и зачем разведенного среди ночи. Не исключено, что между тем и этим есть какая-то связь. Райвис прибавил ходу. И неожиданно уперся прямо в утес. Он был гораздо выше, чем казалось издалека, намного выше монастырской стены. Райвис понял, что теперь придется карабкаться наверх.
Черное облако дыма нависало над утесом. Огненные искры дождем сыпались на него, угрожая поджечь волосы. К счастью, чем дальше от моря, тем суше и ровнее становились камни под ногами. На удивление быстро Райвис добрался до вершины. И там он сразу понял, в чем дело. В скале было что-то вроде пещеры. Вход в нее был завален деревом, водорослями и прочей подвернувшейся под руку всячиной, которая могла гореть и дымить.
Райвис провел языком по шраму на губе. Возможно, добрые братья просто морят летучих мышей — в конце концов, сейчас как раз самый сезон. Но Райвис сразу же отверг такое объяснение. Исследуя стену монастыря, он обнаружил как раз у подножия утеса маленькую потайную дверцу. Значит, монахи могли без труда попасть в пещеру в любое время суток. В таком случае почему они не развели костер днем? Полночь — неподходящее время для выкуриванья летучих мышей.
Райвис скинул плащ и принялся забивать пламя и разбрасывать горящие доски и бруски торфа. Костер явно устраивали в спешке, не по правилам. Потушить его оказалось пара пустяков. Райвис даже не заметил, что обжег руки. Огромный столб дыма вырвался из пещеры.
Если внутри были заперты люди, они наверняка погибли.
Райвис не стал дожидаться, пока погаснут последние очаги огня, и ступил в пещеру. Дымное облако накрыло его с головой.
— Тесса! — позвал он. — Тесса!
Никто не ответил. Райвис пошел дальше.
Под ногой он почувствовал что-то мягкое. Райвис опустился на колени и нащупал преграду. Чье-то тело. Он рискнул открыть глаза. Перед ним лежала Тесса. Райвис не знал — живая или мертвая.
Господи, что они с ней сделали?!
Бережно, стараясь не задеть ее синяки и раны, Райвис взял Тессу на руки и понес прочь из проклятой пещеры. Ее щека — горячая, черная от сажи — терлась о его щеку. Она была такая легонькая, что у Райвиса сжалось сердце. Непрошеные воспоминания нахлынули на него. В последний месяц болезни Лара, его жена, уже не вставала с постели. Ему приходилось всюду носить ее на руках. Она стыдилась своей слабости. А он пользовался любой возможностью, чтобы лишний раз прикоснуться к ней.
Райвис до крови закусил губу. Этой боли было недостаточно, чтобы заглушить мучительные воспоминания. Но она помогла ему вернуться к действительности.
Он заметил укрытое от ветра местечко между двумя валунами, поспешил туда и опустил тело Тессы на землю. Едва слышный звук, то ли вздох, то ли стон, сорвался с губ девушки. Райвис застыл на месте, запрокинул лицо к небу. Он почти утратил веру в Бога. Но в такие моменты, как этот...
Он открыл глаза. В темном небе сверкали звезды. И Райвис мог поклясться, что они не только светили. С них на землю изливалось божественное тепло.
Но Райвису некогда было любоваться звездным небом.