Надо срочно заняться Тессой.
Отравления дымом — не редкий случай во время сражений, и Райвис умело взялся за дело. Он наклонился над Тессой, набрал в легкие побольше воздуха, а потом приложил свои губы к ее губам. Прикосновение его было легким, нежным. Нежнее поцелуя. Через рот и дыхательное горло воздух проник в легкие Тессы, наполнил их. Грудь ее поднялась и опала снова. Райвис опять набрал полную грудь воздуха и повторил процедуру. Губы Тессы были такими же горячими, как щеки. Вкус пепла остался на языке Райвиса.
Медленно, постепенно, вздох за вздохом, Тесса начинала дышать самостоятельно. Веки ее затрепетали. Райвис убаюкивал ее, бормотал всякие нежные пустяки. Со здоровым, находящимся в полном сознании человеком он бы никогда не стал так разговаривать. Он гладил ее волосы и смахивал пепел с лица. И продолжал делать искусственное дыхание. Через несколько минут Тесса часто задышала и закашлялась. Тело ее задергалось.
— Не надо открывать глаза. — Райвис уложил девушку обратно на камни. — Это я, Райвис. Я с тобой. Я вытащил тебя из пещеры. Теперь ты в безопасности. — Теперь он говорил с ней как с солдатом, раненным на поле брани и очнувшимся после операции. — Я никому не позволю обидеть тебя.
Тесса приподняла голову. Жилы на шее так напряглись, что казалось, вот-вот порвутся. Потом она открыла глаза, сморщилась от боли и зажмурилась снова.
— Надо... надо... — Голос ее срывался, но она все-таки силилась сказать что-то важное.
— Ш-ш-ш, успокойся. Все в порядке. — Райвис поднес палец к ее губам.
Тесса замотала головой, отталкивая его руку:
— Нет, надо вернуться туда.
Райвис выпрямился:
— В пещере был еще кто-то?
— Да... Ав... Аввакус остался там.
Райвис поднялся:
— Сейчас вернусь.
Огонь еще тлел, но дым уже почти выветрился из пещеры, и Райвис быстро нашел тело. Оно лежало среди расплавленных голов сыра в небольшой нише в стене. Лоскут от туники Тессы закрывал лицо человека. Райвис наклонился к нему. Материя лежала неподвижно.
Райвис тяжело вздохнул. Судя по отпечаткам ступней вокруг тела, Тесса изо всех сил старалась спасти беднягу.
Райвис опустился на колени и провел пальцем по одному из следов маленьких босых ног. А она храбрая, эта женщина, с которой его столкнула судьба.
Он вернулся к Аввакусу. Странно было прикоснуться к трупу и ощутить под рукой тепло. Но Райвиса удивила не только его температура: тело старого монаха оказалось твердым, точно каменное. Медленно, размышляя сразу о многом, Райвис вынес останки Аввакуса из пещеры.
Тесса привстала навстречу. Несмотря на его предупреждение, она все-таки открыла глаза. Но закрыла их вновь, увидев выражение лица Райвиса. Он хотел было утешить ее, сказать, что понимает, каково это — потерять того, кого очень, очень хотел спасти. Но, положив тело Аввакуса на груду камней, он ощутил — не только в руках, но и в груди неприятную пустоту. И единственное, что пришло ему в голову — обнять Тессу, прижать к себе и держать как можно крепче.
Так он и сделал.
Изгард снова набил рот едой. Суди по виду и запаху, это был густой мясной суп с крупой и овощами. Мясо было мелко нарезано и разделено на тончайшие волоконца — точно кто-то остриг волосы и зачем-то бросил их в миску.
Изгард не любил мясо. Его передергивало при мысли, что оно может застрять между зубами. Еще меньше он любил жевать мясо, погружаться в отвратительно-упругую волокнистую массу. Но периодически он принуждал себя съесть немного: король-завоеватель обязан поддерживать хорошую физическую форму.
Эдериус уже доел свою порцию. Само собой, ему подали то же блюдо, что и королю, но двадцатью минутами раньше: на случай если испытатели пищи оплошают и похлебка все же окажется отравлена. Изгард не желал подвергать себя ни малейшему риску.
Разумеется, не хотел он и смерти Эдериуса. Напротив. Из всех, принявших участие в сегодняшней победоносной битве, все остальные были лишь пушечным мясом. Только Эдериус был по-настоящему дорог королю. Старый узорщик провел рядом с ним последние пять лет. Преданность его была неоднократно проверена. Изгард любил старика и отчасти поэтому настаивал, чтобы Эдериус делил с ним трапезу. Если отравитель все же изловчится подсыпать королю яду, пускай Эдериус тоже погибнет. Для Изгарда была непереносима сама мысль, что старый каллиграф может пережить его.
Изгард отставил в сторону оловянную миску.
— Ну как было на поле боя, друг мой? — весело спросил он. — Разве пробежка вместе с гонцами не пошла тебе на пользу? Разве ты не почувствовал, что скинул добрый десяток лет?
С каждым днем Эдериус становился все бледней и слабей. Круги под глазами напоминали синяки. Последние тридцать часов он просидел за письменным столом и, не разгибаясь, не отрываясь ни на минуту, рисовал узоры. Изгард зашел в его палатку примерно полчаса назад, и за все это время старик не проронил ни звука. Он только тряс головой.
— Они все погибли. Я послал их на смерть, — это были первые его слова.
— Нет. Это я послал гонцов выполнить трудную, но необходимую работу: атаковать рейжан при соотношении сил десять к одному и заставить людей Сандора спуститься в долину. Это не означало погибнуть. Если бы не Кэмрон Торнский, многие из них благополучно вернулись бы назад.
Эдериус мрачно усмехнулся:
— Вернулись назад? А для чего? Чтобы умирать медленной мучительной смертью, чтобы кости их пронзали внутренние органы, а корни зубов раздирали десна? — Писец еще сильней затряс головой. — Не воображайте, что я не видел трупы гонцов, не видел, как их выносят из лагеря под покровом ночи. Вы приказали затыкать им рты кляпами, но я все равно слышал вопли своих жертв, и кровь стыла у меня в жилах.
Изгард хотел заговорить, но Эдериус еще не закончил.
— Я их создал. Я собственной рукой нарисовал их, вдохнул в них жизнь и желания. А потом, когда цель была достигнута, бросил на произвол судьбы. С помощью магической силы я породил гонцов. И она же забрала их назад. Они были чудовищами, но это я и мое перо сделали их такими. Я был в ответе за них. А сегодня я послал своих сыновей на смерть.
Изгард хотел было спорить, десятки возражений вертелись у него на языке — гонцы не были собственностью Эдериуса, они принадлежали ему, королю Гэризона; не Эдериус послал их на смерть, а он, Изгард Гэризонский; создала гонцов Корона с шипами, Эдериус был лишь проводником ее воли. Но он решил, что лучше промолчать. Старый узорщик был в это мгновение хорош как никогда. Глаза его сверкали, кожа стала влажной от пота. Он просто устал, ничего серьезного. Переработал, вымотался до предела. Надо поручить его заботам врача, укрыть теплым одеялом, напоить успокаивающим чаем с травами и овечьим молоком. Он лично присмотрит, чтобы о писце как следует позаботились.
— Послушай, старый друг, — мягко сказал Изгард, — сегодня мы победили. Гэризон одержал победу. Гонцы погибли, но благодаря им уцелело большинство наших бойцов. Они, ты, я, пожертвовав несколькими, спасли жизнь многим. Мы не должны забывать о нашей миссии. На войне всегда приходится выбирать, и каждый раз, отдавая приказ, я принимаю решение, чаще всего нелегкое решение. — Изгард взял Эдериуса за руку. Узорщик попробовал вырваться, но вскоре смирился. — У нас, у меня и у тебя, много общего. Совесть часто беспокоит нас, хотя в глубине души мы знаем, что делаем все ради блага Гэризона. Пусть ты провел двадцать лет на Острове Посвященных, но родился ты в Гэризоне и останешься гэризонцем до конца своих дней. Не думай о гонцах, убитых сегодня, думай о тех, чьи жизни ты помог сохранить.
Эдериус покачал головой:
— Нет... я не смогу...
— Замолчи. — Изгард начинал раздражаться. Он вспомнил, какую вспышку гнева вызвало у него упрямство собеседника в прошлый раз, отпустил руку Эдериуса и отступил на шаг. Он не хотел рисковать, не хотел избивать старика, как избил Герту, и поэтому резко сменил тему: — А девушку ты нашел?
Эдериус почувствовал раздражение короля и поспешно ответил:
— Да, сир. Я связался со святыми отцами. Они сказали, что предпочтут сами заняться этим делом. Случай с глотуном растревожил всю обитель.