Малыш замолчал, когда я встала рядом с ним, слишком напуганный, чтобы издать хоть звук. Не человеческий ребёнок, а щенок белой лисы. Его белоснежная шёрстка разительно выделялась на фоне грязи и мрака окружавшего его леса. Он скрючился в ямке, почти скрытой изгибом большого корня. Поразительные зелёные глаза наблюдали за мной, пока я приближалась к его гнезду. Я чувствовала, как его маленькое сердечко быстро бьётся о такие же маленькие рёбра.
Я протянула руку, и он понюхал воздух прежде, чем снова поднять мордочку и испустить испуганный вопль. Я присела и попыталась его успокоить.
— Ну вот, крошка, — прошептала я. — Я не причиню тебе вреда.
Он не понимал меня. В конце концов, это была лиса. Но он откликнулся на мягкий тон моего голоса. Он прекратил кричать и снова исследовал мою руку. Понюхав воздух маленьким розовым носиком, он толкнул кончики моих пальцев и впился зубами в костяшку. Его маленькие зубки щекотали, и я посмеялась над отчаянной попыткой защититься.
— Какой ты суровый. Ты голоден? — спросила я. Он подвинулся ближе, показывая своё тельце в прекрасном белом меху. — Где твоя мама? — Я позволила ему грызть мой палец, пока осматривала окрестности в поисках подсказок.
Щенок продолжал жевать мой палец, пока я не убрала его. Я встала, чувствуя сомнения. Мать не оставит щенка одного, вот так. Малыш подвинулся к краю ямки, следуя за мной, но не оставляя свой дом. Его писк нарушал тишину.
— Он один? — спросил Оливер сверху.
— Насколько я вижу, — крикнула я в ответ. — Он просто малыш.
— Очень плохо, — вздохнул он. — Он не должен страдать в этом богом забытом месте.
Я согласилась. Рядом с высокими корнями кора была испачкана кровью, и её становилось больше при удалении от гнезда. Наконец, я нашла источник.
Мать разорвал на куски кто-то больше и злее её. Рядом с переломанным телом матери лежал ещё одни лисёнок, с рыжим мехом, который почти полностью был пропитан засохшей кровью. В нескольких футах лежали останки лисицы крупнее.
Выпотрошенной.
Залитой кровью.
— Драконья кровь, — прошептала я. Щенок потерял всю семью.
Я оглянулась назад и его зелёные глаза наблюдали за мной из-за корня. Я почувствовала, как моя грудь разрывается от жалости.
— Мать и отец мертвы, — крикнула я Оливеру. — Как и брат.
— Тогда ему повезло, что он выжил. Хотя, это ненадолго.
Меня будто ударили в грудь.
— Тессана, нам нужно идти, пока светло. Нам нужно найти выход из этого ада.
В этом он тоже был прав.
Я наклонилась и подняла щенка.
— Он — это определённо она.
Я положила девочку в свою сумку и начала взбираться наверх, пока она пищала и когтями драла кожу. Мои покрытые кровью ботинки скользили по листьям, разбрасывая грязь и мелкие веточки. Когда я наконец-то вылезла и посмотрела на Оливера, он выглядел почище по сравнению со мной.
Поскольку с тех пор, как мы принимали ванну, прошло одинаковое количество времени, я имела полное право жаловаться, что это было нечестно.
Он вытащил веточку из моих торчащих косм.
— Как ты будешь о ней заботиться? С нами она тоже не выживет. По меньшей мере, если бы ты её оставила, то тебе не пришлось бы смотреть, как она мучается.
Она.
Я подняла подбородок и поняла, что найду способ.
— Она потеряла семью, Оливер. У неё никого нет, — сунув руку в сумку, я вытащила её. От ужаса её маленькие коготки вцепились мне в руку, и она держалась за меня так, как будто от этого зависела её жизнь.
Я держала её, чтобы Оливер мог её рассмотреть.
— Она в ужасе. Мы не можем её бросить.
Он наклонился ближе и понизил голос:
— Посмотри, какие зелёные глаза. Она особенная.
— Разве нет?
Он рассмеялся, когда она начала кусать его протянутый палец.
— Нам нужно найти что-нибудь ей поесть. Бедняжка умирает с голоду. Но не знаю, где в этом чёртовом кошмаре можно найти молока для маленькой бестии.
— Шикса, — прошептала я. Он вопросительно поднял бровь. — Так её зовут. Шикса.
— Это языческое слово, — в его голосе сквозило предостережение.
— Это означает «маленький воин». Моя мама так звала меня и моих братьев, когда мы дрались.
— Твоя мать была язычницей? — Оливер встал и сделал шаг назад, как будто я заражу его воспоминаниями о религии моей матери.
— Нет, — ответила я. — Она не была язычницей. Но она знала язык. Она не отрекалась от него, как большинство людей сейчас. Она видела важность в традициях.
— Опасно использовать языческое слово, Тессана.
Я отмахнулась от него.
— И кто услышит, как я разговариваю с лисёнком?