— Но… — промямлила Эрна, чувствуя, как холодеют руки. Откуда он узнал?! — Как это может быть?..
— Скажи мне, дочь моя, — в упор взглянул на неё священник, — кто заставил тебя перекрасить волосы?
Эрна, холодея больше прежнего, оскорблённо задрала подбородок.
— Я никогда…
— Сними платок, — приказал отец Бенлиус.
Увяз коготок — всей птичке пропасть, вспомнила девочка слова, которые слышала когда-то в детстве. Сколько времени она пробыла среди святош?! Она же не могла красить волосы! Госпожа Татин предупреждала! Отрастая, они выдали свой настоящий цвет!
Деваться было некуда. Даже ножа не было. И ядов тоже.
Почему она такая тетёха?
Сплела бы удавку, пока сидела взаперти.
А потом что? Тут везде охрана.
Девочка послушно стащила надоевший ей жёсткий платок и, повинуясь жесту священника, наклонила голову. Тот удовлетворённо кивнул.
— Надень обратно, — приказал он. Это-то зачем?
Эрна снова повиновалась.
— Садись, дочь моя, и рассказывай всё без утайки, — сказал отец Бенлиус.
За всё без утайки её, небось, сперва четвертуют.
Девочка рухнула на колени и разрыдалась. Наконец-то это получилось. Ей было по-настоящему страшно и ужасно жалко маму, и ещё она жутко злилась на Виля, который подставил где можно и где нельзя — и бросил! Напряжение стало невыносимым, и слёзы полились потоком. Эрна время от времени с трудом выталкивала невнятные слова, что-то про матушку Онорию и про Заступника и про то, как ей было больно и страшно. Говорить было действительно трудно.
Виль всегда сердился, если она так делала.
Говорил, что она без толку квакает.
Враг с ним, с Вилем.
Отец Бенлиус терпеливо дождался, когда рыдания перейдут в тихие всхлипывания, подошёл и положил руку на голову девочки.
— Кто заставил тебя перекрасить волосы? — повторил он свой вопрос.
Враг с ним, с Вилем.
— Дядюшка Ги, — прошептала Эрна, — слуга моего… слуга рыцаря лю Дидье. Он… он сказал, что приехал за мной… он сказал, что за мной послал мой отец! Он не говорил… я не знала! Я думала, у меня нет отца! И вот недавно приехал… приехал дядюшка Ги… он сказал, что мой отец хочет меня видеть! Он одел меня как знатную госпожу! Бархат… и туфельки… я в жизни не видела ничего такого! И карета! Настоящая! Все мне кланялись! Я в жизни так не ела! Он сказал, что отец хочет позаботиться обо мне! Он сказал…
— Ты видела раньше этого человека?
— Кого, отец? — растерянно спросила девочка.
— Слугу. «Дядюшку Ги».
— Н-нет… не знаю… он же совсем обычный был. Может, видала где-то… на ярмарке в городе…
— Он приходил в твой дом?
— Нет, никогда.
— А рыцарь лю Дидье?
— А рыцарь приезжал! — поспешно заявила Эрна, как будто радуясь, что может что-то рассказать. — Я ещё думала — такой важный господин! К нам он не заходил, нет. Но через деревню проезжал. Несколько раз.
Если она не угадала, ей конец.
Священник сунул нос в письма, посмотрел одно, потом другое, третье…
— Сколько раз? — спросил он.
Какой кошмар! Не может же она не помнить, поди не заметь такого рыцаря.
— Я сама видела его дважды, — сказала девочка, хмурясь так, будто силилась вспомнить поточнее. — Но я была маленькая…
Священник чуть заметно кивнул.
Угадала или он окончательно понял, что она врунья?!
— Но, отец… — жалобно заговорила девочка, когда молчание затянулось. — Как же… неужели…
— Кто твоя мать? — спросил священник вместо ответа.
— Я не знаю, — «растерялась» Эрна.
Освободитель! Помоги!
— Мамушка Лоре была твоей матерью?
— Я не знаю, — повесила голову девочка. — Мне… мне не говорили… мне запрещали спрашивать.
— Ты не знаешь… И кто твой отец, тебе тоже не говорили?
— Н-нет… ну… вот только… когда повезли сюда!
— Постарайся вспомнить, дочь моя, это очень важно. Что тебе говорили, когда привезли сюда?
— Что я должна заменить своего брата Бастина, — без запинки ответила Эрна.
— Тебе говорили, зачем ты должна это сделать?
Девочка помотала головой.
— Какого цвета волосы у твоей воспитательницы?
— Светлые… у нас в деревне у половины народа светлые волосы.
— А у её матери?
— Седые.
— А у тётки?
— Тоже…
— Ты на них похожа?
— Не знаю… мне никогда не говорили!
— Другие люди в деревне не говорили ничего про тебя?
— Говорили, — с обидой подтвердила девочка, — что у меня глаз дурной говорили!
— И всё?
— Я к ним не ходила, — слегка надулась Эрна, как будто вспоминая детские ссоры. — Меня не пускали.
— Сержант Экон похож на тебя?
— Да не особенно, — растерялась девочка.
Зачем он спрашивает всякую ерунду?!
— Что говорил «дядюшка Ги», когда приказывал тебе перекрасить волосы?
— Он не мне это сказал, — ответила Эрна. — Он сказал мамушке, а та сказала бабушке Мете, меня привели и сказали, что так надо.
— И всё?
— Он… — напрягла воображение девочка. — Он что-то сказал… мамушке Лоре… может, не про то…
— Говори.
— Он сказал, мол, отец-то признает, да надо, чтоб другие не сомневались! — выпалила Эрна.
Долго ей это нести?!
Это издевательство такое?
Неужели он не видит, что она врёт?!
Священник снова кивнул.
— Ты убила не своего отца, — сказал он внушительно. — Заступник избавил тебя от чудовища, которое притворилось твоим отцом, чтобы облегчить своё гнусное предательство. Ты понимаешь меня?
Эрна тоже кивнула и постаралась принять непонимающий вид. На всякий случай.
— Тебя растили во лжи, — сказал отец Бенлиус. — Нам придётся поддержать эту ложь.
— Я не… — промямлила девочка, когда пауза очень уж затянулась.
— Для всех ты будешь дочерью и наследницей рыцаря лю Дидье, — торжественно произнёс священник, — единственной живой ветвью на заражённом дереве.
Заражённые ветви отсекают и сжигают…
Так говорят святоши.
— Но я же…
— Он умер сам, — резко ответил отец Бенлиус. — Напоролся на твой нож, когда поднял руку на единственного чистого потомка. Ты поняла, дочь моя? Он умер сам.
— Он умер сам, — послушно повторила за священником девочка.
Так её не будут пытать?!
Они тут спятили?!
— Отдыхай, дочь моя, — вздохнул отец Бенлиус. — Завтра мы возвращаемся в свою обитель.
В свою новую комнату девочка вернулась на подгибающихся ногах. Когда госпожа Татин учила её врать, она говорила, мол, надо всегда быть очень искренней. Вспоминать что-нибудь такое, чтобы все видели: она правда радуется или злится или обижается. Если её так легко отпустили… может, у неё получается?
Или они хотят растянуть удовольствие.
Вот Виль — он мог бы… наверное… ну… у него, наверное, никогда не было столько времени, чтобы так изо дня в день развлекаться.
Эрна некстати вспомнила, как убийца успокаивал её в детстве, заплетал косички и учил готовить сытную похлёбку. Она всхлипнула, ни от кого ни скрываясь, и кожей почувствовала соболезнующие взгляды провожавших её в комнату святош.
Глава девятнадцатая
Монастырская лечебница
За каких-нибудь два дня они добрались до обители братьев-заступников. Высокие стены, повыше да покрепче, чем вокруг Арола, окружали два монастыря, и мужской, и женский. Обитель сестёр-созерцательниц стояла в самом центре крепости, окружённая своей стеной, ничем не ниже внешней. Снаружи к монастырю примыкало небольшое кладбище, на краю которого стояла маленькая белая часовня. Вот туда и внесли гроб с умершей аббатисой. Кто-то, видно, поехал вперёд, потому что их отряд встретил похоронный звон.