Они спустились в город, покрытый мраком, несмотря на приказ, требовавший, чтобы факелы горели на каждом доме. Селькирк объяснил, что в связи со смертью короля и создавшимся положением объявлен комендантский час. Большая часть законопослушных горожан подчинилась ему, но только не обитатели трущоб, зловонных проулков и сточных канав Эдинбурга. То и дело Корбетт замечал тени, торопливо перебегавшие дорогу впереди, слышал по сторонам во мраке шорохи, замиравшие при их приближении. Но все же только стук их собственных сапог гулко разносился между домами — они были одни, если не считать охотящихся кошек и крыс, с хрустом грызущих отбросы, валяющиеся повсюду. Они миновали Лаунмаркет, и Корбетт содрогнулся при виде виселицы и страшных плодов, качающихся на оном древе, — разлагающихся трупов казненных, черных фигур на фоне озаренного луной летнего неба. Громада Святого Эгидия воздвиглась перед ними. Они вошли в ограду и, держась стены храма, добрались до темного, поросшего деревьями кладбища, расположенного позади него. Здесь они остановились. Воины старались не показывать страха, но Корбетт чувствовал, что даже сэру Джеймсу Селькирку здесь стало не по себе. Мертвые, подумал Корбетт, меня не страшат — только живые строят заговоры и убивают.
— Вы можете провести нас к могилам, сэр Джеймс?
Селькирк кивнул.
— Странно, — продолжал Корбетт, — что Эрселдун похоронен у той же церкви, в которой был убит!
Сэр Джеймс не считал это странным.
— Эрселдун и Сетон оба умерли в начале лета, — заметил он. — Оба они из небогатых семей, их родне было не по карману перевозить тела домой, вот их и похоронили здесь. Чью могилу вы хотите осмотреть первой?
— Эрселдуна, — коротко ответил Корбетт.
Сэр Джеймс повел их через калитку и дальше по мягкой высокой траве. Здесь царила гнетущая тишина. Они шли мимо холмиков земли; на некоторых стояли покосившиеся деревянные кресты, иные же были просто голыми кучами глины. Богатые могли себе позволить каменные памятники, украшенные прекрасной резьбой, бедняки же покоились в неглубоких, кое-как засыпанных ямах, едва скрывавших свое содержимое, вполне доступное для собак и других тварей, ищущих пропитания. То и дело они натыкались на кучки белых костей, похожих на битые черепки, либо бранились, споткнувшись о белую руку или ногу скелета, торчащую из земли.
Сова напугала их своим криком, и кто-то из солдат выругался, а птица, скользнув прямо над их головами, бросилась в траву и схватила какую-то мелкую зверушку, извивавшуюся в смертельных конвульсиях.
— Пошли! — поторопил их Селькирк.
Прошли еще немного. Селькирк огляделся и указал на свежий холмик.
— Могила Эрселдуна, — буркнул он, с помощью огнива зажег факел и приказал воинам копать. Это оказалось делом нетрудным — могила была мелкая, и вскоре лопаты заскребли по все еще белой крышке гроба.
— Откройте его! — приказал Корбетт воину, но тот молча покачал головой, бросил лопату и отошел в сторону.
Корбетт вынул свой длинный уэльский кинжал, стал на колени подле могилы и принялся взламывать крышку. Она скрипела и трещала, но в конце концов подалась. Корбетта замутило от сладко-кислого запаха разложения, и, чтобы не задохнуться, он прикрыл рот и нос плащом. Мерцающий свет факела в руке Селькирка озарил тело — оно лежало лицом вверх, голова чуть скатилась набок, глаза полуоткрыты. Трупные пятна тронули нос и рот, кожа холодная и влажная — Корбетт осторожно повернул голову, чтобы взглянуть на роковой рубец на шее, — широкий пурпурно-черный шрам с маленькими круглыми утолщениями, отчего он казался каким-то жутким ожерельем.
Корбетт смотрел на страшные останки молодого человека, который, когда они виделись в последний раз, был полным сил юным воином, желающим во что бы то ни стало очистить свое имя от позора. И вот он мертв, жестоко убит, и Корбетт понимал, что единственная вина покойного состояла в том, что кто-то видел, как они разговаривают. Он отер руки о мокрую траву, росшую подле могилы, и приказал воинам снова закрыть гроб крышкой и закидать землей, и те неохотно взялись за работу. Корбетт же заметил, что теперь рядом с ним никого не осталось. Ранульф сидел поодаль, в нескольких ярдах от него, а воины, сгрудившись в кучу, ворчали и переругивались, в то время как Селькирк уже прошел по кладбищу ко второй могиле.
— Если вы там закончили, — тихо позвал сэр Джеймс, — вот могила Сетона.
И снова воины раскидали землю, и Корбетт взломал деревянную крышку. Он откинул кожаное покрывало и услышал, как Селькирк удивленно ахнул. Молодой человек, лежащий в этой могиле, был невысокого роста, белокур, и хотя пробыл в земле гораздо дольше Эрселдуна, тело его, несколько распухшее и приобретшее зеленоватый оттенок, едва начало разлагаться.